Любовь бродяги - Эми Фетцер (1998)

— Я вышел из порта Лексингтон, госпожа. Но море — мой истинный дом.

— Вы так любите море, что, похоже, решили выпить половину, — засмеялась она.

Он ослепительно улыбнулся. И у нее вновь екнуло в груди.

— О! Не по своему желанию, миледи. Уверяю вас. А где, позвольте полюбопытствовать, живете вы?

Она удивленно вскинула брови. Неужели он и правда не знает, кто она такая? Это неприятно задело Пенни. Нет, она не тщеславна. Но все же приятно осознавать, что ты занимаешь определенное место в жизни многих людей. И — надо без ложной скромности признать — немалое. Иные фанатики интересуются даже ресторанами, где она бывает, и магазинами, в которых покупает сандвичи. А тут какой-то выловленный матрос, оказывается, ни разу даже не слышал ее имени! Возмутительно!

— Я из Флориды, — произнесла она, зардевшись от благородного негодования. — А вы, вероятно, долгое время провели на необитаемом острове? Или где-нибудь еще вдалеке от цивилизации?

Нет, она не могла так просто смириться с подобным конфузом. Как же так? Она — яркая звезда Америки и вдруг не известна какому-то проходимцу! Немыслимо! Впрочем, и его манера выражаться наводит на определенные соображения. Что-то здесь не так. И пусть уж лучше он расскажет о себе, чем вгонять ее в краску своей удручающей неосведомленностью.

— Вроде того, — пожал плечами Рэмзи, медленно прохаживаясь по комнате и чувствуя, что у него вновь начинает кружиться голова. — Представим что-нибудь вроде кораблекрушения. А впрочем, почем знать, не сошел ли я с небес специально для тебя.

«Быстро же он перешел на ты», — подумала Пенелопа, вглядываясь в его лицо.

— Я думаю, не стоит придумывать небылицы, — произнесла она вслух. «Уж слишком ретиво ты флиртуешь». И, заметив, что он покраснел, добавила:

— Впрочем, как хотите. В конце концов, это ваше дело.

— Не сочтите за дерзость, — Рэмзи вздохнул, словно набираясь смелости, — но я имею желание спросить: что прекрасная дама делает на этом нелепом судне?

Пенни нахмурилась. Неприятные воспоминания судорогой боли исказили ее лицо. И О'Киф пожалел о своем вопросе.

— Мы ищем дорогого мне человека, — печально произнесла она после некоторого колебания. — Несчастье случилось где-то неподалеку.

— О, мне очень жаль, — поклонился Рэмзи, почувствовав, как у него темнеет в глазах.

Он пошатнулся, и Пенни поддержала его. Участливо заглядывая ему в лицо, она краем глаза выискивала место, куда бы его посадить, — Мистер О'Киф, с вами все в порядке?

Но ни о каком порядке явно говорить не приходилось. Его лицо приобрело мутный синеватый оттенок, губы судорожно сжались, и создавалось впечатление, что он с трудом стоит на ногах.

Пенни нажала красную кнопку у спинки кровати, и коридоры катера огласились сигналом тревоги. Где-то неподалеку раздался топот бегущих к лазарету людей, помощь приближалась. Пенелопа подвела Рэмзи к кровати и попыталась усадить на нее, но ноги его не гнулись.

— Рэмзи, пожалуйста, садитесь, — просила она. — Вы меня слышите, Рэмзи?

Но все было тщетно. Мутными, ничего не видящими глазами он смотрел в ее лицо, будто силился понять, кто перед ним находится. Наконец какое-то подобие улыбки появилось на его губах. Он узнал ее.

— Ах сударыня, — пролепетал он. — Все хорошо. — И грузно осел на пол.

Пенни опустилась рядом с ним, прислушиваясь к его дыханию.

— Он не дышит! — крикнула она вбежавшему в каюту матросу.

Матрос помог ей подняться на ноги. И она, тяжело дыша от волнения, прислонилась к металлической переборке каюты. Вошедший в это время в лазарет доктор склонился над лежащим на полу Рэмзи, расстегивая его куртку и давая указания подоспевшим санитарам относительно необходимой инъекции. Помощник готовил кислородную подушку.

— Аллергическая реакция на пенициллин, — определил врач, осмотрев больного, и ввел ему в вену подготовленное ассистентами лекарство.