Смятение сердца - Эми Фетцер (1997)

Сладкая дрожь прошла вдоль ее спины: никто никогда не называл ее «женщина», так сурово и властно. Никто не обращался с ней так, как Хантер, заставляя бунтовать, покоряться и вновь бунтовать против его власти, только для того, чтобы испытать сладость поражения.

Солнечный блик, отражающийся от мокрого излома кварцевой скалы, достиг наконец волос Хантера и заставил их отливать чернотой угольного пласта. Река рокотала так же, как и долгие годы до их появления, так же носился над поверхностью воды живой непоседливый ветер. Мир был незыблем — и он менялся для Сэйбл. Это началось в тот самый день, когда она оставила дом, продолжалось день за днем все время путешествия, чтобы завершиться сегодня. Чувство счастья заполнило пустоту в душе, казавшуюся неизбывной. Она чувствовала себя, как дома, здесь, на берегу реки, названия которой не знала. Она понятия не имела, когда приняла решение не возвращаться в семью, но оно было принято, и это казалось прекрасным и правильным. Она ни о чем не жалела, ни по кому не скучала. Здесь было все самое важное, все, что имело значение.

Сэйбл знала теперь, чего хочет.

Бороться, побеждать, любить. Жить.

Только здесь это возможно — значит, здесь ей и оставаться.

— О чем ты думаешь, Сэй?

Сэй. Самое ласковое из имен, которыми ее когда-либо называли. Она вздохнула — глубоким, счастливым вздохом.

— Мне хорошо здесь.

— Без балов, роскошных экипажей, модных тряпок? — недоверчиво спросил Хантер. — Это пограничные земли, и жизнь здесь сурова.

— Все то, что ты перечислил, уже не важно для меня. — Она потянулась, как сытая кошка, и крепко обняла его, не позволяя подняться. — Это все из прошлой жизни, возврата к которой нет.

— Тогда что же важно для тебя? Она ответила не сразу, приподнявшись на локте и оглядевшись медленно, задумчиво.

— Река, которая умеет звучать лучше всякого музыкального инструмента. Равнина, простирающаяся в бесконечность, где такой простор, что хочется закричать от счастья. Дом посреди равнины, который я буду любить и украшать. Дети, которые будут бегать в саду босиком, ничего не зная о правилах приличия, подрастая свободно и весело. Вот что важно, Хантер.

— Странно, — усмехнулся тот. — Несколько месяцев назад ты ничего не знала о такой жизни. Не слишком ли быстро ты полюбила ее?

— Тебя я тоже не знала несколько месяцев назад. — Сэйбл коснулась пальцем губ Хантера, и тот поймал его зубами, слегка прикусив. — Все то, о чем я только что говорила, — это жизнь, которой ты живешь. Ты любишь эту жизнь. Почему я не могу любить ее?

На мгновение его душа распростерла крылья… Но только для того, чтобы камнем рухнуть во что-то темное, беспросветное.

«Я не смогу дать тебе того, о чем ты мечтаешь!» — подумал Хантер. Но он скорее откусил бы себе язык, чем произнес это сейчас, разрушив драгоценный момент, который мог никогда не повториться.

— Угадай, чего я хочу? — прошептал он с улыбкой, лишь слегка принужденной.

— Все того же, я надеюсь, — засмеялась Сэйбл. Сейчас ее ничуть не пугало, что он хочет быть только ее любовником, считая себя способным лишь на такие отношения, и не более. Он был с ней и внутри нее, и пока ей было достаточно познавать его физически. Потом, позже, думала она, придет и другое познание. Впереди долгий путь. Она еще успеет понять, что за раны мучают Хантера.

— На этот раз все будет медленнее.

Он улыбался, и она чувствовала это даже с закрытыми глазами.

Неожиданно тело Хантера напряглось, плечи рванулись вверх, приподнимая также и Сэйбл Она отстранилась. Оказывается, он оглядывался, шаря рукой по накидке, на которой они лежали. Он старался нащупать кобуру с револьвером!

Хантер закусил губу, подумав с едкой иронией: ничего себе положеньице, когда тебя застают со спущенными штанами. Кто бы это мог быть? Индейцы? Любопытный траппер?

— Я слышал шорох, — сказал он, едва шевеля губами. — Здесь кто-то есть.