Смятение сердца - Эми Фетцер (1997)

Хантер мягко принудил ее опуститься на колени на то, что должно было стать их первой постелью.

— Как ты ошибаешься! — усмехнулся он, проводя кончиком языка вниз по горлу Сэйбл. — Для меня ты полна тайн. Вот одна из них. — Он захватил пальцами сосок, заставив ее застонать сквозь стиснутые зубы. — А вот и вторая. — Ладонь скользнула вниз по животу, слегка разводя ей ноги. — Я хочу узнать все твои тайны, хочу дотронуться до тебя везде — руками, губами! И чтобы все было так же, как в ту ночь, когда мой палец был внутри тебя и я чувствовал, как сильно ты меня хочешь!

Жалобный звук, похожий на всхлипывание, сорвался с губ Сэйбл. О, как она хотела всего того, что обещал Хантер! Она хотела быть голой, открытой для его взгляда и прикосновений, хотела дать ему доступ в каждый уголок своего тела. Платье упало в сухую траву, от которой поднимался слабый и волнующий запах прошлогодних цветов. Рубаха соскользнула с плеч, оставшись лишь на вскинутых для объятия руках. Прохладный от речной влаги воздух коснулся грудей, как ласковая ладонь. Следом за ним их коснулся Хантер. Это было восхитительно — чувствовать себя прекрасной, обожаемой, желанной! Даже взгляд его был достаточно выразительным, чтобы соски налились, а от его прикосновения они превратились в два твердых горячих орешка, словно предназначенных для того, чтобы трогать их языком и губами, втягивать в рот, сосать.

— Хантер… Хантер… — вдруг прошептала Сэйбл, потянувшись к пуговицам его рубашки. — Я тоже хочу трогать тебя…

Она собиралась раздеть его! Хантер очень сомневался, что выдержит эту процедуру, как бы чудесна она ни была. Он рванул пуговицы так, что они посыпались, и сбросил рубашку одним движением. За рубашкой последовали сапоги, отброшенные так нетерпеливо, что один из них едва не полетел в реку.

Хантер снова с жадностью приник к груди Сэйбл, только что не урча, словно это был сосуд с удивительным, божественным напитком. Он и сам не понимал, как может сдерживаться, почему не валит ее на мягкую кожу и не спешит оказаться внутри этого роскошного тела. Должно быть, он опасался, что это никогда не повторится, и старался растянуть удовольствие. Пальцы Сэйбл конвульсивно извивались в его волосах, сжимали и подергивали их, иногда до боли, лишь усиливающей удовольствие.

Потом они разом отстранились друг от друга на несколько секунд. Сэйбл сбросила ботинки — резкими, почти лихорадочными движениями. Почему-то для нее это был акт полной капитуляции, даже более интимный, чем сбрасывание одежды. Узелок на поясе нижней юбки был слишком затянут, Хантер боролся с ним, то и дело дотрагиваясь до ее тела, — потом разорвал шнурок и отбросил в сторону. Все это время, не в силах просто ждать, Сэйбл жадно касалась его везде, куда могла дотянуться: каменно-твердых мышц на плечах и руках, скульптурно красивой груди, темных завитков на ней.

— Я хочу, чтобы ты любил меня, Хантер, — сказала она тихо, едва ли слыша собственный голос.

Тот ответил полурычанием-полустоном, который она уже слышала однажды. Он становился даже менее ручным в моменты страсти, даже более близким окружающей дикости, словно в нем разом проявлялось все то, что оставалось в человеке от зверя. Боль, которую он ненамеренно причинял, только сильнее возбуждала желание и обостряла ощущения.

Солнце уже хорошо пригревало на склонах, но здесь, у самого потока, где ветер носил облачка водяной пыли, воздух был прохладен и свеж. Неожиданно эта свежесть коснулась Сэйбл сразу везде, словно юбку и кружевные штанишки сорвал резкий порыв ветра.