Леди удача - Патриция Гэфни

– Он сказал, что во мне есть доброе начало, и я ему поверил. Пожалуй, я его немного побаивался. Он производил впечатление человека, который открывает рот только для того, чтобы изречь некую вселенскую истину. Он говорил, что в результате чудовищной ошибки природы я появился на свет среди скопища грешников (это было одно из его любимых выражений) и что Мне нужно лишь терпеливо выжидать. Он объяснил мне, что не стоит так страдать из-за моей семьи, что все они недостойны меня, что у меня высокое предназначение и мне надо только отбыть свой срок в их обществе подобно слуге, связанному договором. Теперь-то я понимаю, какой это вздор, но в то время вся эта галиматья казалась мне божественным откровением, благодаря которому моя жизнь наконец обрела смысл.

Он потер лицо руками и заговорил, не отнимая пальцев ото рта.

– Оливер установил строгий распорядок, и мне это ужасно понравилось: ведь до его появления в моей жизни царил хаос. Через месяц я превратился из маленького чудовища в образцового мальчика. Только бы угодить своему наставнику! Я был готов на все, лишь бы вызвать одобрительную улыбку на этих тонких бескровных губах. Для меня она была подобна солнцу. И разумеется, я стал воображать, что он и есть мой настоящий отец. Это было неизбежно.

– А что потом? – шепотом спросила Кассандра, когда он замолчал.

– Потом?

Риордан вновь уставился на потолок.

– Потом он уехал. Как-то раз я пришел к нему в комнату, чтобы показать сонет, сочиненный мною на греческом. Он упаковывал вещи.

– Сколько лет тебе было?

– Четырнадцать. Я спросил: «Вам надо отлучиться?» Он и раньше иногда ездил в Лондон. Порой на целую неделю. Мне ужасно не нравились его отлучки. Я приготовился услышать плохие новости, но его ответ оказался для меня полной неожиданностью. «Нет, Филипп, я уезжаю навсегда. Завтра утром». Он еще много чего говорил. Что ему будет меня не хватать, что он будет мне писать… Но я больше не слушал. Я вышел из комнаты, не говоря ни слова.

Кассандра прижалась губами к его плечу и замерла.

– Всю ночь я прятался в парке, слушая, как слуги меня кличут. Меня искали с фонарями, но я так и не вышел. Утром к дому подъехала карета, и Оливер показался на крыльце со своим багажом. Его-то я и поджидал. Я бросился на него с палкой. Да, я занес над головой огромную суковатую палку. Я мог бы его убить, если бы захотел. Вместо этого я вышиб у него из рук сумки, а потом начал колотить по колесам кареты. Лошади испугались и взбрыкнули. Меня схватили лакеи, кучер, дворецкий, но я так и не отпустил палку. Они повалили меня на землю, а я плакал, ругался и кричал что было сил. Когда Оливер попытался заговорить, я стал кричать еще громче и не умолкал, пока карета не скрылась из виду.

Не отрывая лица от его плеча, Кассандра обвила рукой талию мужа. От жгучих слез щипало в горле; ей хотелось плакать над судьбой мальчика, чей кумир сначала научил его презирать свою семью, а потом оставил на милость этой самой семьи. Ощутив, как его тело покрывается испариной, и услышав учащенное дыхание, она поняла, что он вновь переживает тот день.

– После этого от него пришло несколько писем, – продолжал Риордан после долгого молчания. – Я не ответил ни на одно из них, и вскоре он перестал писать. Я вернулся к прежнему образу жизни и начал буянить еще хлеще в отместку за то, что он меня бросил. Мне хотелось стереть из памяти все, чему он меня учил, позабыть об умеренности, выдержке, хороших манерах. Мои пороки стали куда более изощренными. Я бы тебе рассказал, но это слишком тяжкое испытание для женских нервов.

Она продолжала слушать, игнорируя его циничную ухмылку.