Одинокий волк - Патриция Гэфни

Это было именно то, чего Сидни ожидала и боялась; именно то, от чего ей так хотелось оградить Майкла. Но надо было отдать ему должное – он все сносил безропотно и вообще вел себя как принц крови: с церемонной, несколько озадаченной вежливостью внимал каждому высказыванию Камиллы и позволял ей бессовестно помыкать собой. В создавшейся ситуации он проявил куда больше терпимости и добродушия, чем Сидни: она слишком болезненно и остро переживала за Майкла.

И это было закономерно. В его поведении по-прежнему сохранились странности, способные привести в замешательство стороннего наблюдателя. Вот сейчас, к примеру, он бродил между картинами Руссо в носках Филипа, держа свои ботинки на весу.

Впрочем, Всемирная выставка раскинулась на площади в пятьсот акров, поэтому Майкл был не единственным обессиленным посетителем, который предпочел сбросить обувь вместо того, чтобы набивать себе мозоли. И тем не менее выглядел он весьма экзотично. Никто не узнал бы в нем недавнего Найденыша, необузданного дикаря, фотографии которого еще недавно публиковали все газеты.

Камилла и Сидни преградили путь Майклу, иначе он бы просто обошел их, не узнав. Весь погруженный в себя, при виде знакомых лиц он растерянно заморгал.

– Я вас задерживаю, – сказал он. – Вы, наверное, устали ждать?

– Это не имеет значения, – великодушно улыбнулась Сидни. – Мы опоздали на встречу с Филипом и Сэмом, но они знают, что мы здесь. Они найдут нас. Тебе здесь нравится, а это главное.

– Я потерялся.

– Потерялся? Что ты имеешь в виду?

– Потерялся среди картин.

Он виновато взглянул на Камиллу, как будто заранее предполагая, что она не поймет, а потом с уверенностью – на Сидни, твердо зная, что уж она-то поймет непременно.

– Когда я пытаюсь разгадать, как они это делают, когда вблизи рассматриваю картины, я теряюсь. Падаю в картину и тону. – Майкл улыбнулся и пожал плечами. – Я неправильно говорю, наверное?

– Сидни мне сказала, что вы и сам – настоящий художник, – громко продекламировала Камилла. – Вы испытывали муки творчества, когда жили в лесной глуши?

– Совершенно верно, – ответил Майкл, сохраняя полнейшую серьезность на лице. – Если не считать еды, главное, чего мне не хватало, – так это хорошего набора акварельных красок.

Сидни не знала, радоваться ей или нет. Чувство юмора у Майкла развивалось по мере того, как он сталкивался с человеческой глупостью, и каждый день проявлялось по-новому. Было бы забавно посмотреть, как долго он еще будет поддразнивать Камиллу. В эту минуту к ним присоединились Филип и Сэм.

– Вы все еще здесь? – удивился Филип. Они договорились встретиться возле статуи Колумба в половине третьего, но на всякий случай был предусмотрен и запасной план, который Сидни и Филип всю дорогу вдалбливали Сэму, чтобы он не забыл: подождать двадцать минут, а потом вернуться туда, где все они в последний раз были вместе.

– Это все из-за меня, – торопливо вставил Майкл. – Я позабыл о времени. Им пришлось меня ждать.

Сэм схватил Сидни за руку и встряхнул, чтобы привлечь ее внимание.

– Мы слушали концерт по телефону!

– Не может быть.

– А вот и может! Его передавали прямо из Нью-Йорка, а слышно было как будто здесь. Правда, Флип?

– Ага. В Индустриальном павильоне. Они присоединили мегафон к телефонной трубке и передавали концерт из Мэдисон-сквер-гарден.

Все изумленно покачали головами.

– А что ты тут делал так долго? – Сэм выпустил руку Сидни и ухватился за Майкла. – Мог бы пойти с нами послушать концерт. Что ты тут делал?

Он оглядел зал, словно надеясь отыскать что-нибудь более интересное, чем картины в рамах.

– На картины смотрел. Они мне нравятся, – ответил Майкл.

– Кто-нибудь проголодался? – нетерпеливо спросил Филип.

Оказалось, что есть хотели все.

И вся компания отправилась на центральный проспект, оставив Дворец искусств позади.