Нимфа - Мишель Яффе

Затем Криспин стянул рубашку с себя и придвинулся ближе, чтобы Софи могла ощутить тепло его груди. Он уверенно справился с завязками ее бриджей, пока она неловкими пальцами пыталась раздеть его. Наконец они избавились от одежды и, радостно смеясь, прильнули друг к другу совершенно нагие.

— Tesoro, — прошептал он ей в ухо. — Я скучал без тебя сегодня, tesoro. А ты скучала без меня?

— Возможно, — прошептала она в ответ, уткнувшись в его плечо. На глазах у нее сверкали теперь уже другие слезы — она плакала от счастья. Они стояли неподвижно, отдаваясь ощущению телесной близости: прохладная от слез щека прильнула к щетине, мускулистый живот касался нежной груди. Они наслаждались близостью, постепенно возбуждаясь.

И вдруг в животе у Софи заурчало. Криспин отстранился от нее, а она смущенно покраснела.

— Я проголодался, — заявил он.

— Ты? А я нет. Хочешь тушеную говядину?

— Не уверен, — поморщился он. — Я думал о жареном гусе с тушеной морковью.

— Нет, ты не любишь морковь. Ты хочешь тушеной говядины с луком и бобами в масле. И еще персиков.

— Ты права, я не люблю морковь. Я хочу тушеной говядины с луком, — повторил Криспин.

— И бобами…

— …в масле. И груш.

Через два часа, сидя после обильной трапезы в шелковых халатах на кровати Криспина, они единодушно признали говядину превосходной, а бобы — восхитительными.

— Криспин, это было так вкусно, — пробормотала Софи. — Но я не могла бы протолкнуть в себя больше ни кусочка.

— Ты не можешь отказаться от десерта, — напомнил Криспин. — Это самая важная часть обеда. — С этими словами он убрал тарелки с кровати и вернулся со стеклянным блюдом, на котором лежали дольки персика и стояла вазочка с охлажденным кремом.

— Я не уверена…

Криспин обмакнул дольку персика в крем и поднес его ко рту. Софи смотрела на кончик его языка, неспешно, с удовольствием слизывающий крем, и представляла себе, что этот крем он слизывает с ее тела. Криспин обхватил персик ровными белоснежными зубами и медленно откусил.

При виде его зубов, впивающихся в нежную, сочную плоть фрукта, Софи захотелось оказаться на месте персика, ощутить его нежность и отдаться в его власть немедленно. Она подвинулась к Криспину, чтобы почувствовать сладость его губ, прикоснуться к нему, заставить его войти в нее, но он жестом остановил ее.

— Не сейчас. Сегодня мы будем делать все медленно.

Ему потребовалось сконцентрировать всю свою волю, все физические силы, призвать на помощь умение сдерживать сексуальные потребности, выработанное годами тренировок, чтобы не наброситься на нее, не повалить на кровать и не овладеть ею теперь же. Его мужское естество стало твердым от желания познать ее немедленно, но он сдержался.

— Ложись, — приказал он, снимая с ее плеч халат.

Каждая клеточка ее тела пробудилась, наполнилась жизнью. Все, с чем соприкасалось ее тело, казалось незнакомым на ощупь и возбуждало еще сильнее. Шелковое покрывало напоминало руки возлюбленного, ласкающего ей ягодицы; прикосновение полы халата Криспина казалось ей удивительно нежным; дыхание Криспина, которое она чувствовала на шее, было сравнимо по ощущению со страстным поцелуем, отчего между ног у нее стало влажно.

Широко раскрытыми глазами Софи наблюдала за тем, как Криспин обмакивает в крем еще один кусочек персика. Он поднес его к ее губам, и она открыла рот, не разгадав его замысла. Он стал водить им в воздухе, не касаясь ее, пока капля крема наконец не упала в ложбинку между ее грудями. Тогда он склонился и слизал эту каплю, касаясь ее груди волосами и задевая сосок, отчего ее жилы словно наполнились расплавленным золотом. Софи потянулась к нему всем телом.

— Лежи смирно, а то я перестану это делать, — сказал Криспин.