Войдя к себе, он громко хлопнул дверью.

Назойливость родственников становится невыносимой. Его любимая тетя не имела никакого права заключать столь вульгарный союз с графом, преследуя единственную цель — женить его на Марсии.

«Почему они не хотят оставить меня в покое?»— вопрошал он себя, подходя к окну.

Открывшаяся панорама, как всегда, наполнила душу гордостью.

Он посмотрел на долину в зелени виноградников и подумал, что никакая женщина не сможет принести ему столько радости, сколько богатый урожай винограда. Ни одна женщина не может сравниться по красоте с серебряной нитью реки, мелькающей среди деревьев и придающей им сказочный вид.

«Это все принадлежит мне и только мне, и я не собираюсь ни с кем делиться этим богатством».

В комнату вошел камердинер, чтобы помочь господину раздеться.

Герцог не проронил ни слова, и слуга, отлично чувствующий его настроения, понял — хозяин сильно расстроен.

Он решил, что причиной был Сардо, всегда приносивший с собой беду.

«Опять этот настырный молодой человек, — думал он. — На месте герцога я не доверял бы ему ни на грош».

Тем не менее он не осмелился высказать свои суждения вслух.

Герцог принял ванну, и камердинер помог ему облачиться в вечерний костюм.

Если за обедом герцог выглядел довольно впечатляюще, то в вечернем туалете был просто неотразим.

Он не мог бы остаться незамеченным, даже если б на ужине присутствовала тысяча мужчин.

То же самое относилось и к Марсии.

Она вышла из спальни в одном из самых красивых вечерних нарядов, приобретенных ею в Лондоне в начале сезона.

Она избежала ошибки, типичной для debutantes, не надев слишком броское, аляповатое платье. В таких вопросах она руководствовалась исключительно собственным вкусом.

Девушка предпочитала элегантную простоту, служившую совершенной оправой для ее красоты.

И портнихи, которым она заказывала платья, зная, что ее выбор всегда противоречит моде, создавали нечто неповторимое, достойное кисти известного художника или пера талантливого поэта.

Этим вечером Марсия, вдохновленная великолепием chateau и совершенно не думая о герцоге, надела вечернее платье бархатистого синего цвета. Того самого цвета, который использовали в своих полотнах Буше и Фрагонар.

На ней не было никаких украшений, за исключением нити жемчуга, унаследованного от матери.

Когда она спускалась по лестнице, волосы ее сверкали в лучах заходящего солнца.

В этот миг она напоминала богиню, спускавшуюся с небес к людям.

Она вошла в салон, и все взгляды устремились к ней и только к ней.

Она видела восхищение на лицах присутствующих — всех, кроме одного.

Герцог стоял в своей обычной позе, спиной к камину.

Она сделала несколько шагов по направлению к нему, и ей показалось, что сейчас произойдет поединок на невидимых мечах, словно оба они уже приняли стойку.

Прежде чем она подошла к нему, герцог резко обернулся. В результате Марсия оказалась лицом к лицу с Сардо.

— Вот мы и снова встретились, леди Марсия, — произнес он. — Должен вам сказать, что все произведения искусства в chateau бледнеют рядом с вами.

Он снова принялся за комплименты.

Марсии показалось, что, как только она устремилась к герцогу, Сардо пришла в голову какая-то мысль, по-видимому, не из приятных.

Она не знала, почему ей так показалось, но была почти уверена в безошибочности своих ощущений.

Когда к ней подошел отец, она обвила его руку.

— Я понимаю, ты был слишком увлечен разговором о лошадях, папа, но я по тебе скучала.

— Я тоже скучал по тебе, дорогая моя. Завтра мы вместе отправимся смотреть их и, конечно, хоть что-нибудь подвергнем критике — мы ведь не можем допустить, чтобы здешние скакуны оказались столь же хороши, как мои.

Они рассмеялись.

Марсия, однако, заметила, что отец смотрит на герцога, словно заговорщик, заключивший с дочерью негласный союз.