Свет луны - Барбара Картленд

— Признаю, что это моя вина, — сказал Перегрин все тем же яростным голосом, — что я вообще привез тебя в это скверное место, но я никак не думал, что моей сестрой будут торговать, как обычной проституткой!

Свирепо глядя на маркиза, который стоял как вкопанный с первой минуты его появления, Перегрин не мог держать себя в руках и продолжал:

— Я не законченный идиот, чтобы не понять, что здесь произошло. Вы заставили Неому «расплатиться с вами» за расписку, которая для вас ничего не стоит. Думаю, как мужчина я бы должен вызвать вас на дуэль. Но, если вы убьете меня, для вас станет еще проще завладеть моей сестрой! Я увожу ее с собой, а завтра в вашем лондонском доме вас будут ждать документы на наше поместье.

Неома вскрикнула, но Перегрин, не обратив на это внимания, добавил:

— Сомневаюсь, что наше поместье стоит тех денег, что я должен вам, но, кроме него, мне нечего более вам предложить. Я думаю, вы сможете использовать его наилучшим образом.

Перегрин говорил грубо, яростно произнося каждое слово. Затем, взяв Неому под руку, произнес:

— Пойдем отсюда. Я не позволю тебе оставаться здесь ни на минуту!

— Перегрин! — взмолилась Неома.

— Ты сейчас же уедешь со мной! — непреклонно говорил он авторитетным тоном.

Впервые она увидела своего брата с другой стороны. Перед ней был не тот брат, которого она всегда по-матерински опекала. Это был взрослый мужчина. Не говоря больше ни слова, Перегрин вышел из столовой, потащив за собой Неому. Она хотела обернуться и извиниться перед маркизом. Однако Перегрин шел очень быстро, и, когда они уже были в парадном вестибюле, Неома поняла, что маркиз не пошел за ними. Уже перед дверью, едва переведя дыхание, Неома вымолвила:

— А… как же мои вещи?.. Они… не собраны. Перегрин остановил мажордома, который проходил мимо них, и попросил:

— Будьте так любезны прислать вещи мисс Стандиш в дом его светлости в Лондоне. Я распоряжусь, чтобы их потом забрали оттуда.

— Хорошо, сэр.

Пока Перегрин разговаривал с мажордомом, Неома дотянулась до своего жакета, который оставляла на стуле. Затем Перегрин потащил ее к выходу, а потом по ступенькам к почтовой карете, запряженной двумя лошадьми. Когда Перегрин сам взялся за вожжи, грум пересел назад. Выехав на основную дорогу, Неома, оценивая все произошедшее, тихо сказала:

— Прости… меня.

— Об этом мы поговорим дома, — сказал Перегрин. — Если он причинил тебе зло, то, клянусь, я убью его!

— Нет! Нет! Со мной… все в порядке. Все было не так… как ты думаешь, — с трудом произнесла Неома. Она боялась, что грум слышит их разговор.

Довольно долго они ехали молча, но вскоре Неома поняла, что они ехали не по лондонской дороге. Она спросила:

— Куда мы… едем?

— В поместье, — ответил Перегрин. — Как ты, очевидно, догадываешься, я должен забрать бумаги на поместье.

На глаза Неомы навернулись слезы не только от осознания того, что они навсегда потеряют дом, но и от того, что у Перегрина больше ничего не останется в жизни. Однако говорить об этом не было смысла. Она знала, что он сделает то, что сказал, и передаст документы на владение поместьем маркизу, тем самым заплатив «долг чести».

«О боже! Как же ты допустил, чтобы такое случилось? Почему это должно было произойти с Перегрином?»

Они ехали долго, прежде чем повернули на знакомую дорогу. Вскоре показались заржавелые крыши пустых полуразвалившихся домиков. Наверное, оттого, что Неома сравнивала родное поместье с величавым Ситом, она заметила валявшиеся на нескошенной траве ветки деревьев и росшие вокруг сорняки, а также несколько трещин на стенах их старого дома. Кое-где выбиты были окна, на крыше во многих местах расколота черепица. Однако особняк, построенный в елизаветинском стиле более чем два столетия назад, был еще прочным и мог согреть. Неома знала, что более всего на свете любит этот дом. Это был ее родной дом, единственное наследство Перегрина.