Весенняя коллекция - Джудит Крэнц (1996)

Мод отдалась этому занятию, забыв обо всем и прислушиваясь только к ощущениям Эйприл. Давая девушке то, чего она, сама о том не зная, ждала так долго, Мод словно сама получала наслаждение. И Эйприл была ненасытна. Когда Мод немного замедляла ритм, Эйприл понукала ее, словно скакуна, и, наконец заметив, как девушка выгнулась дугой, Мод поняла, что Эйприл близка к оргазму. Движения ее стали быстрей и резче, потом ее подруга замерла на мгновение и, издав дикий, безумный вопль, достигла высшей точки экстаза.

Когда девушка наконец замерла удовлетворенно, Мод подняла голову и посмотрела на нее, не зная еще, чего ожидать — смущения, стыда, удивления. Глаза Эйприл сияли из-под полуприкрытых век, и она, улыбаясь, облизывала запекшиеся губы.

— Подожди минутку, Мод, любовь моя, подожди минутку, и я сделаю все, чтобы тебе тоже было хорошо. Я буду благодарна тебе до самой смерти…

— Послушай, дорогая моя, это вовсе необязательно… Я умею обходиться сама.

— Ты не понимаешь — я сама хочу этого. Я сделаю это тебе, а потом снова ты мне, или мы будем делать это одновременно. Я ведь еще новичок, Мод. Подумай только, сколько всего у меня еще впереди. Ну, иди же сюда, поцелуй меня!

«Она не только будет равной мне, — подумала Мод, — скоро, очень скоро она получит от меня все, что я смогу ей дать. Она неутомима. Лучше уж я получу все, что смогу сейчас, пока она не заинтересовалась другими женщинами. Когда мы вернемся в Нью-Йорк, она станет самой популярной из девушек. Я ей не нужна, но она об этом еще не догадывается».

И Мод, повернувшись к Эйприл, поцеловала ее в губы.

19

Каждое утро Жак Некер просыпался с ощущением, что было бы лучше, если бы он вообще не ложился спать. Его преследовали ночные кошмары, а проснувшись, он не мог их вспомнить и только чувствовал, будто его всю ночь тащили куда-то волоком. Он был удручен до последней степени, но тем не менее никак не мог вспомнить, что же его мучило во сне. За последнюю неделю это настолько прочно вошло в его жизнь, что стало реальнее всех его достижений и осязаемей, чем любая принадлежащая ему вещь.

Страшная аура ночных ужасов только слегка рассеивалась, когда он, с трудом заставив себя пройти через обычные утренние процедуры, направлялся к себе в офис. Неделя показов весенних коллекций неумолимо приближалась, и он даже находил некоторое облегчение в чрезмерных заботах, принимая не только все самые важные решения по управлению своей огромной империей, но и следя за мелочами, которые обычно находились в ведении его сотрудников. Он вникал во все подробности организации показа в «Рице», требовал отчета о том, достаточно ли доставлено горшков с цветущими деревцами, следил за ходом подготовки декораций, настаивал на изменениях в меню, даже лично дегустировал вина, — словом, вел себя так, будто его волнует только одно — успех коллекции Ломбарди. Он работал допоздна, сводил с ума подчиненных, заставляя их вносить изменения в уже утвержденные планы и оттягивая насколько возможно момент, когда приходилось возвращаться домой.

Если бы бедняжка Николь, его жена, была бы жива, он каждый вечер вынужден был бы отвлекаться. Николь тратила всю свою энергию на то, чтобы хотя бы раз в неделю устроить ему какой-нибудь праздник, и от него ждала того же. Он помнил, как она расстраивалась, когда они ужинали вдвоем чаще, чем раз в неделю. Если ее расписание не было составлено на полтора месяца вперед, она чувствовала себя заброшенной и ненужной. Некер знал об этом и, как бы ни был загружен работой, каждый вечер, приняв душ и переодевшись, отправлялся на очередной ужин или прием. Это было то немногое, что он мог для нее сделать, потому что он не любил ее так, как это было в начале брака, и не дал ей детей, которые могли бы стать смыслом ее жизни.