Кружево - Ширли Конран (1993)

— Джуди, это ты? — Линия повторила его слова многократным эхо. — У меня для тебя плохие новости. Очень плохие. Насчет мамы. Ты меня слышишь, Джуди? По-моему, тебе лучше приехать домой.

В два часа утра они все еще сидели у тетушки Гортензии, в ее холодной библиотеке: центральное отопление выключалось ровно в полночь. Джуди закуталась в красный шерстяной халат, а тетушка Гортензия прямо на изящную кружевную зеленого цвета ночную сорочку накинула норковое манто.

— Твоя мама еще, может быть, и поправится. Аневризма мозга — это очень скверная штука, но иногда она все же излечивается.

— Дело не только в этом. Я себя чувствую очень виноватой. Я ведь шесть лет не была дома.

— Но ты же говорила, что каждую неделю пишешь им? А потом, ты все эти годы так напряженно работала! Твоя мать могла бы гордиться тем, что тебе удалось сделать за это время.

— Ну, она никогда ничего мне не говорила, никогда не жаловалась, не просила меня вернуться. Все это так. Но сама-то я знаю, что мне и не хотелось возвращаться домой. В Париже куда интереснее, чем в Росвилле. Тут просто неделя летит за неделей, и не замечаешь, как проходит время. Постоянно чем-то занята, постоянно что-то тебя захватывает, держит в напряжении. А в Росвилл… мне всегда казалось, что вернуться туда — это все равно что угодить в духовную ловушку. Я боялась, что, если я только хоть раз приеду назад, мама попросит меня остаться, и я не смогу отказать ей.

— Джуди, возможно, у тебя действительно мало общего с твоей матерью. Но, насколько я могу судить по тому, что ты мне рассказывала, она это понимает. Не думаю, чтобы она попыталась тебе в чем-нибудь помешать. Мне кажется, она тебе никогда и не мешала. Она тебя любит, это совершенно очевидно. И ты ее тоже любишь, хотя и по-своему. Ты же сейчас думаешь только об одном: как бы побыстрее приехать к ней. Разве это не доказывает твоей любви к матери?

— Это все из-за моего чувства вины. Из-за того, что я шесть лет не была дома;

— Я, к сожалению, не могу судить о том, что значит быть матерью. Но, если бы ты была моей дочерью, я бы устроила тебе хорошую взбучку. Чувство собственной вины угнетает человека, а, кроме того, оно просто бессмысленно. Ты едешь домой повидать больную мать. Не драматизируй ситуацию и не осложняй ничего преждевременно. Ты прекрасно проведешь какое-то время с ней, а потом снова вернешься в Париж, с ее благословением.

Но Джуди не вернулась в Париж. После двенадцати кошмарных недель, в течение которых мать Джуди висела на волоске между жизнью и смертью, она наконец мучительно медленно открыла глаза и увидела около своей постели единственную дочь. Она попыталась улыбнуться и прошептала с той настойчивостью и убедительностью, на какие способны только очень тяжело больные люди:

— Ну вот, больше мне ничего и не надо. Я только одного и хотела — увидеть тебя еще хоть раз.

— Слава богу, мамочка, слава богу. Теперь все будет хорошо. — Джуди осторожно обняла мать за плечи и опустилась возле ее постели на колени, чтобы оказаться поближе к ней. — Что я могу для тебя сделать, мамуля? Чем помочь, чтобы ты была счастлива? Чего тебе хочется?

На несколько минут в комнате повисла тишина, а потом послышался слабый шепот.

— Я всегда думала… как хорошо, что ты такая смелая, Джуди… Уехала, посмотрела мир, узнала столько нового… Я никогда не могла на это решиться… Я всегда боялась… А ты вот другая, совсем другая… Я так горжусь тобой… И я бы хотела перед смертью успеть узнать тебя получше… Побудь со мной… Пожалуйста… Не уезжай пока… Я понимаю, что не должна удерживать тебя в Росвилле, но… пожалуйста, не уезжай из Америки.

Не раздумывая и не колеблясь ни секунды, Джуди дала ей в том слово.

13