Идеальная женщина - Элизабет Лоуэлл (1985)

Хок со стоном прикрыл ее руку своей ладонью и мгновение держал, не отпуская от переполненной желанием плоти. Затем поднес ее руку ко рту и нежно куснул за подушечки пальцев.

— Когда ты научилась так прикасаться ко мне? — спросил он.

— Ты сам научил меня.

— Когда?

Энджел поймала руку Хока и куснула за пальцы точно так же, как сделал это он.

— Только что, — сказала она.

Хок подумал о других ласках, более интимных, о нежных вскриках и всеобъемлющем пламени страсти. Энджел была неопытна, но ответила ему так неистово, что чуть не лишила его контроля над собой.

Невинная, великодушная, чувственная — таких он еще не видел.

— Ангел, — пробормотал Хок. — Ты заслуживаешь лучшего мужчину, чем я.

— Лучше мужчин не бывает, — с уверенностью сказала Энджел, и каждое ее слово дышало любовью.

— Мир полон ими, — возразил Хок.

— Но не для меня.

Хок закрыл глаза, понимая, что Энджел говорит искренне. Он знал, что она любит его, не заботясь, заслужил он это или нет, и любит ли он сам ее.

И еще он знал, что ему нужно уйти, исчезнуть, чтобы Энджел смогла найти мужчину, который был бы ее достоин.

— Я не способен научить тебя ничему, кроме того, что такое боль, — почти с отчаянием сказал Хок.

— Тут ты не скажешь мне ничего нового, — мягко возразила Энджел. — Все, что у меня могло быть сломано или разбито, было сломано и разбито. Тело, мысли, сердце.

— Ангел, — прошептал он и больше не сумел выговорить ни слова.

— Не бойся сделать мне больно, — сказала она. — И не нужно ненавидеть себя за то, что ты захотел обладать мною. Я не ребенок. Я женщина. Твоя женщина, Хок. До тех пор, пока ты хочешь меня.

Ее руки медленно скользнули к ремню его джинсов. От волнения пальцы не слушались ее. Всегда проворные и ловкие, они дрожали и отказывались подчиняться.

Хок смотрел на Энджел своими темными глазами, боясь поверить, что, несмотря на боль, которую он причинил ей, она действительно хочет его. Он не шевельнулся, чтобы помочь Энджел или остановить ее, когда ее пальцы пытались расстегнуть пряжку его ремня.

Когда ремень наконец расстегнулся, Энджел вспомнила, с какой ловкостью Хок раздел ее, и почувствовала себя неловкой и неуклюжей. Металлические пуговицы джинсов Хока представляли еще большую трудность, чем пряжка. Это все равно, как стричь волосы перед зеркалом. Каждое движение противоположно тому, которое хочешь сделать.

Вдруг Энджел пришло в голову, что существует ведь много способов сказать «нет». Хок уже многие из них использовал. Он был искусным любовником.

Может, именно на это он сейчас и намекал ей? Да, он хочет ее. Любой мужчина в его положении испытывал бы то же самое. Но возбуждение — это не любовь. Это простейший биологический рефлекс, который возникает при определенных стимулах.

«В этом нет ничего личного, — сказала себе Энджел. — И неудивительно. Хок причинил мне боль и теперь чувствует себя виноватым. Поэтому он хочет стереть из моей памяти воспоминания о той боли и заменить воспоминаниями об удовольствии. Я опять неправильно его поняла. Усмотрела в его прикосновениях нечто большее, чем есть на самом деле».

Энджел оставила тщетные попытки расстегнуть джинсы Хока и опустила руки. Повернувшись на живот, она растянулась на темном одеяле и завернула его край, чтобы прикрыть наготу.

— Прости, Хок, — сказала она тихо. — Я неправильно тебя поняла. Снова.

— Что ты неправильно поняла?

Энджел не обернулась. Она мысленно пыталась собрать мозаику: алые лепестки розы, слегка раскрывшиеся под лучами солнца.

— Ангел!

Хок неуверенно тронул пальцем ее обнаженное плечо.

Роза задрожала и рассыпалась на алые кусочки.

Энджел впилась ногтями в ладони, сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.

— Я не поняла, — сказала она, не глядя на него и почти спокойно, — что ты просто пожалел меня.

Почти, но не спокойно, и Хок почувствовал это.