Идеальная женщина - Элизабет Лоуэлл (1985)

С улицы раздался гудок автомобиля. Один из друзей Дерри, который тоже отправлялся на материк, заехал за ним, чтобы отвезти на паром.

Посмотрев на часы, стоявшие в студии, Энджел нагнулась и взяла маленький чемодан, который Дерри поставил у дверей.

— Надо поторапливаться, — сказала она.

— Энджи…

Энджел повернулась и подошла к Дерри. Он крепко обнял ее и на мгновение задержал в объятиях.

— Я люблю тебя, Дерри, — сказала Энджел, и ее глаза заблестели от слез. — Если понадобится, я всегда буду рядом с тобой.

— Мне неловко покидать тебя, — в замешательстве пробормотал Дерри. — Я знаю, как сильно ты скучаешь по Хоку.

Энджел подняла глаза и посмотрела в озабоченное лицо Дерри.

— Уезжай, пока я тебе не замочила слезами всю рубашку, которую только что погладила, — сказала она тихо и улыбнулась дрожащими губами.

Дерри улыбнулся в ответ и передал ей лист бумаги.

— Сегодня к одиннадцати вечера я буду по этому телефону. Позвонишь мне, ладно? Я буду чертовски скучать.

Дерри быстро поцеловал Энджел, взял чемодан и, прихрамывая, спустился в холл.

Энджел смотрела в окно, пока слезы не размыли очертания удаляющейся машины. Затем она пошла на берег и бродила там до самой темноты.

Она не сознавала, насколько сильно любит Хока, пока не потеряла его.

Потом она ходила по темному дому до тех пор, пока не настало время позвонить Дерри. После этого она пошла в студию, включила все лампы и принялась за работу. Ночь сменилась рассветом, а она все откладывала один эскиз за другим, пытаясь создать тот единственный, в котором воедино соединятся ее боль и любовь и из горестных обломков прошлого родится новое произведение искусства.

Когда рассвело, эскиз наконец был готов.

Она работала весь день, полностью подчинив себя творчеству. Она увеличила эскиз до шести футов в высоту и четырех в ширину — точно по размеру окна в спальне.

С помощью черного фломастера она перенесла рисунок на толстую бумагу, затем пришпилила его к стене и пронумеровала каждый фрагмент.

Подбор стекла занял гораздо больше времени. Каждый кусочек приходилось сопоставлять с остальными, отыскивая необходимый оттенок коричневого, который она выбрала для главной фигуры. Энджел перепробовала несколько оттенков золотистого матового стекла, прежде чем нашла то, что ей нужно.

Довольная, она понесла кусочек такого стекла в спальню и подошла к окну, чтобы посмотреть, как через него проходит свет.

Повертев стекло и так и сяк, Энджел внезапно замерла, и ее кожа покрылась мурашками. Дефект на стекле выглядел, как… едва заметная улыбка женских губ.

Она поспешно обвела место, которое нужно вырезать. Никогда прежде она не резала готовые куски стекла, но этот случай был особенным. Она прикрепила стекло к столику и вырезала золотистое облако, которое первым появилось в ее блокноте.

Как только облако было готово, Энджел нарушила и остальные правила: принялась за работу вне всякой последовательности. Она взяла тонкую кисть и наметила на стекле то, что рисовало ее воображение: намек на улыбку, полуприкрытые глаза, элегантные пряди волос, чуть спутанные ветром, — вот и все.

Энджел включила печь для обжига и вернулась к столу. Она работала много часов, пока не поняла, что путь у нее один. После катастрофы она никогда не использовала необработанное стекло, потому что его сверкающие осколки напоминали ей о случившемся.

Но сейчас годился только такой фон. Только он мог подчеркнуть то; что она хотела изобразить: сверкающие кинжалы когтей ястреба, спускающегося с неба.

Часы складывались в дни. Энджел ела, только когда голод мешал ей работать, и спала на кушетке в студии, когда глаза переставали видеть.

Она боялась ночи, когда темнота окутывала ее. Ее страшила тишина пустого дома. Она не снимала свои украшения, позволяя серебряным колокольчикам говорить с ней, заполняя тишину комнат.