Вспомни лето - Элизабет Лоуэлл

– Я могу дать тебе карту твоей дистанции с точностью до последнего сантиметра, – спокойно проговорил он. – На полях ее полно замечаний: контроль за толпой, возможные точки для снайперов, траектории полета пуль, укромные места, возможные мишени, направление распыляемых газов в зависимости от ветра и влажности. Но ты не хочешь, не так ли? Даже если я бы стер все эти ужасные пометки. Тебе претит иметь преимущества перед другими наездниками.

Словно завороженная, не в силах произнести ни слова, Рейн кивала.

Газы. Снайпер. Цель.

Она всегда смотрела на карьеру отца глазами ребенка: отца никогда не было там, где ей хотелось бы.

Но теперь Рейн посмотрела на нее другими глазами.

Внезапно она всеми фибрами души ощутила, как опасна такая работа. Казалось бы неуязвимый, Корд Эллиот каждый день ходит по лезвию бритвы. Смерть всегда рядом, всегда начеку, она подстерегает любую неудачу, не прощает ни малейшей оплошности.

По крайней мере отца ждут жена и дети; у него есть дом, полный любви и тепла, где он может укрыться и зализать раны. У Корда нет подобного пристанища. Он посвятил свою жизнь охране хрупкого мира, в котором сам никогда не был достаточно удачлив. Он мог умереть, не узнав, что такое семейный тыл.

Снайпер. Бомбы. Засада.

Смерть.

Рейн похолодела от ужаса, одновременно ощутив, как возведенная ею стена начинает таять, а оборона – рушиться. В Корде Эллиоте было что-то такое, от чего она не могла отмахнуться, чего не могла игнорировать; правда, подходящее слово не приходило в голову, поскольку оно было из другого языка, доселе незнакомого ей.

Рейн спрашивала себя; а знает ли Корд этот язык, разделяет ли он ее чувства? Если знает, тогда ясно, почему он стоит так же неподвижно, как и она, не в силах сбросить оцепенение: мир сошел со своей оси. В нем не осталось никого, кроме Корда.

– Корд, – прошептала Рейн, потянувшись к нему.

Сигнал электронного устройства сработал прежде, чем она дотронулась до Корда. Этот звук Рейн узнала сразу.

Ее руки дернулись и упали, а пальцы сами собой начали сжиматься в кулаки. В тот момент девушке безумно захотелось вернуться в Санта-Аниту и пообедать с Кордом Эллиотом.

Она отчаянно пыталась взять себя в руки, и вскоре ей это удалось.

Не сводя с нее глаз, Корд потянулся к ремню. Нажав большим пальцем кнопку, он подтвердил прием.

Рейн захлестнула злость. Да она просто дура! Ну зачем ей мужчина, который ушел с головой в работу и проводит свою жизнь на электронной привязи? Она же специально оставила тот мир. И не собирается возвращаться туда, несмотря ни на что.

Немного погодя злость сменилась обидой.

– Поторапливайся, – холодно сказала Рейн. Она взяла у него блокнот и карандаш и спрятала в рюкзак, который сняла с его плеча. – Ближайший телефон в здании клуба.

– Рейн.

Корд взял ее за плечи и нежно привлек к себе. Он смотрел на нее и, казалось, боялся, что она сейчас исчезнет. Растает в сумеречном воздухе, как видение.

– Пойдем со мной, – торопливо предложил он. – Не искушай судьбу. В мире полно мужчин, которые готовы убить за такую улыбку, как твоя.

Глядя на Корда, она ощущала и его силу, и его уязвимость; она видела тело, обученное приносить смерть другим, и видела глаза, жадные до жизни. Под воздействием чар мужчины, ворвавшегося в ее обособленный, безопасный мир, злость постепенно испарилась.

На глаза Рейн навернулись слезы, из-за них лицо Корда расплылось, и она различала только сверкающий пристальный взгляд бледно-голубых глаз. Он резко отнял руки и отстранился.

– Не бойся меня, – сказал Корд недовольно. – Я не дикарь. Я возьму только то, что ты сама захочешь мне отдать.

Рейн покачала головой и, сглотнув, пробормотала:

– Я тебя не боюсь.

– Не правда. Почему же ты плакала?

– Ты так рисковал, – прошептала она. – Ты так много сделал. Но ты не знаешь, что такое домашний уют.