Вспомни лето - Элизабет Лоуэлл

Корд крепко сжимал ее в своих объятиях, а теплая вода омывала обоих. Он медленно скользил по ее телу, пока не встал перед ней на колени. Его язык нырнул в ямку пупка, а руки обхватили бедра.

Она шумно вздохнула. Корд наклонил голову и, отыскав средоточие ее женственности, припал к нему с невероятной нежностью.

– Корд… – От возбуждения у Рейн подкосились ноги.

– Все в порядке, моя радость. – Он поднял голову и посмотрел на нее. – Все хорошо.

И, быстро встав на ноги, выключил воду, вышел из душа и снова появился с мягким полотенцем. Он принялся медленно и осторожно вытирать ее.

Рейн наблюдала за его голодными глазами, очень жалея, что она столь неопытна, чтобы дать ему понять, как он удивил ее.

– Корд… – прохрипела она и осеклась.

Он не дал ей говорить, приложив пальцы к ее губам.

Сняв шапочку, Рейн закрыла глаза и уткнулась лбом ему в грудь. Пальцы запутались в черных кудряшках, они казались и грубыми, и необычайно шелковистыми на ощупь.

Затем легонько погладили его соски.

С минуту он стоял спокойно, потом вздрогнул и снова принялся вытирать ее. Закончив, он понес Рейн на кровать и положил на простыни.

– Перевернись, – попросил он, – я разотру тебе плечи.

– Я не думала… – тихо сказала она. – Ты меня удивил.

– Прости.

Он склонялся над ней, желая ее и опасаясь, что боль снова пронзит его тело.

Рейн запустила руки во влажные волосы Корда, потом потянула его голову вниз, к себе. Он осторожно отстранился и положил ей руки на живот.

Аромат свежести заполнил комнату, когда он налил лосьона себе на ладонь. Долго, в полной тишине его руки, нежные и очень сильные, массировали ей спину. Когда Рейн совершенно расслабилась, прикосновения его рук казались почти незаметными.

– Ты не знаешь, какая ты красивая, – приговаривал Корд своим чарующим голосом. – Поэты веками неустанно твердят о лепестках цветов, о сливках и о персиках, – произнес он. – В общем, это красиво, я согласен.., но мне хочется спросить: прикасался ли какой-нибудь поэт к такой женщине, как ты? Чувствовал ли он такую силу и огонь? А такую нежность? – Его длинные пальцы скользили по ее ягодицам. – Боже, ты такая сладкая, – бормотал он, скользнув поглубже, – и эта сладость существует для того, чтобы привязать мужчину навсегда.

Тяжело дыша, Рейн готова была перевернуться, но Корд разрешил ей лечь только на бок. Он прижался к ее спине грудью, просунул ногу между ее ногами и стал медленно ласкать ее.

– Ты не хрупкий лепесток, готовый опасть от прикосновения. – Его голос сводил ее с ума. – И уж конечно, не персик, который можно очистить, съесть и забыть.

Прерывисто дыша, он покусывал ее шею, плечо, руку, чувствуя жаркий огонь Рейн. Он осторожно прижался к ней бедрами, показывая силу собственного голода, и насладился страстной силой ее ответа.

Когда Рейн снова повернулась к нему, он накрыл ее собой, нашел ее соски и начал сладострастно посасывать их, пока она не закричала от вожделения.

– И ты не кувшин со сливками. – Он погрузил язык в ямку пупка. – Ты горячая и сладкая. Мне нравится твой вкус, Рейн. Я.., не могу без тебя. Не отказывайся от меня.

В эту минуту она не отказалась бы от него ни за что на свете. Его язык скользнул ниже и проник в ее влажное, горячее лоно.

Корд шептал слова любви, успокаивал и разжигал ее.

Рейн выгибалась ему навстречу, изнемогала под бременем этих неистовых ласк. Она гибла в любовном огне и приветствовала эту гибель и этот радостный плен. Она безудержно отдавалась ему, словно стремясь наверстать все свои одинокие ночи… Волны экстаза сотрясали ее, пока их крики не слились в стон страсти.

Корд упивался каждым мигом близости.

Рейн открыла глаза. Они были еще подернуты пеленой страсти.

Гортанно застонав, Рейн обняла Корда и теснее прижала к себе.