Вспомни лето - Элизабет Лоуэлл

Еще одно противное испытание представляло собой резкий подъем, отделенный двумя препятствиями. У подножия холма лошадь должна совершить прыжок на гребень, и еще один, но уже ниже гребня, на противоположной стороне.

– А если ты упадешь между препятствиями? – спросил он.

Рейн с удовольствием проглотила последний кусок бутерброда со сладким перцем.

– Штрафных очков не будет. Возле каждого препятствия стоят представители оргкомитета, которые должны удостовериться, что ты берешь препятствие правильно и приземляешься на нужной стороне. Если ты падаешь в пределах штрафной площадки, ты теряешь шестьдесят баллов.

– Не считая зубов, – пробормотал он. Деревянные брусья были толщиной в его руку.

Она улыбнулась, показывая два ряда белоснежных зубов.

– Пока все зубы целы.

– А сломанные кости?

Она пожала плечами.

– Не без того. Это случается…

– ..регулярно, – закончил он за нее.

– Да. У тебя шрам на левом бедре, о котором ты мне ничего не рассказал. И другой, на правой стороне. И третий, под волосами на затылке.

Правая рука Корда сжала в кармане золотую монету.

Рейн абсолютно права. Ему ли не знать, как живуч человек. Но дурные предчувствия не покидали его после утреннего разговора с Боннером.

С Кордом было такое уже пять раз в жизни, причем в трех случаях люди умирали. Он молча проклинал бабушку-шотландку, которая открыла ему, как узнать вестников смерти, но не научила предотвращать беду. Он чувствовал лишь холод и неудобство.

Корд отдал бы все на свете, чтобы Рейн не вышла завтра на дистанцию.

– Независимо ни от чего, – сказал он спокойно, – я бы все равно хотел защитить тебя. Ты такая красивая, такая живая, словно огонь, горящий в мире вечной зимы.

На ее глаза навернулись слезы. Она взяла его за руку, потрясенная напряженностью, которая чувствовалась под его внешним спокойствием.

Корд на секунду прикрыл глаза. Где найти такие слова, чтобы достучаться до сердца Рейн? Никогда еще он не был столь беспомощным.

– Я знаю, что такое жить на пределе, – произнес он наконец, – бесконечно проверяя себя и выясняя, то ли ты делаешь, пока окончательно не уверишься в себе.

Рейн жадно внимала словам Корда, узнавая в нем родственную душу.

– Но приходит время… – медленно продолжал он, – когда старые испытания уже не учат ничему новому. Ты понимаешь, о чем я? – Он в упор взглянул на Рейн.

Она погладила его по щеке.

– Я должна ехать завтра. Если бы это касалось только меня, я могла бы колебаться, – проговорила Рейн. – Из-за тебя, Корд. Но это касается не только нас с тобой.

Он закрыл глаза, принимая то, чего не мог изменить, и нежно поцеловал ее ладонь.

– Я знаю. Бог не оставит нас.

Корд чувствовал себя пойманным в ловушку, которая неизбежно разлучала его со всем, что он когда-либо хотел заполучить.

Теперь это была Рейн.

* * *

Рейн сидела в маленькой столовой «дома на колесах», потягивая белое бургундское вино. Она взяла с тарелки лист зеленого салата и съела, похрустывая, а потом облизала кончики пальцев.

– Вот чем хорош этот ресторан, – сказала она.

– Чем? – спросил Корд.

– Можно есть руками и не беспокоиться о приличиях.

Он улыбнулся и потянулся через стол к ее руке.

– Разреши мне это сделать.

– Что? – лениво поинтересовалась она.

– Облизать твои пальцы.

Она жарко вспыхнула, вспомнив томительные ласки Корда.

– Я похожа на какой-нибудь десерт?

– Ты? – осведомился он низким бархатным голосом и провел пальцем по ее шее, затем ловко спустился в ложбинку между грудями. – Ты не похожа на землянику, которая только и ждет, чтобы ее опустили в шоколад. Скорее ты напоминаешь мне мороженое с фруктами и ванилью.

Только намного лучше… Интересно, как бы ты выглядела, если бы всю тебя обмазать шоколадом?

Ее дыхание стало тяжелым, а затвердевшие соски натянули мягкую синюю футболку.