Подарок - Джоанна Линдсей (1998)

Анастасия впервые встречала Рождество в Англии и как ребенок радовалась каждому открытию и каждому сюрпризу. Ее соплеменники старались посетить как можно больше городов и поместий перед Рождеством, потому что люди не жалели тратить деньги на подарки, а цыганам было что предложить. Запасы грошовых побрякушек, деревянных фигурок и плетенных из лозы корзинок казались неисчерпаемыми.

Но это означало, что они никогда не задерживались на одном месте так долго, чтобы проникнуться праздничным духом, нарядить елку или повесить веночки. Это обычай гаджо, а цыгане такими пустяками не занимались. Но теперь Анастасия тоже одна из гаджо, и она с головой погрузилась в предрождественскую суматоху.

С помощью слуг она разобрала многочисленные сундуки, привезенные Кристофером из Рэдинга, где было полно рождественских украшений, передававшихся в семье Мэлори от поколения к поколению. Счастливые супруги вместе развесили их по всему дому. В каждой комнате красовалась ветка омелы, собственноручно прибитая Кристофером, и тот не упускал случая завлечь Анастасию под омелу и поцеловать, изобретая для этого невероятно глупые предлоги.

Она позаботилась и о челяди: купила или сама сделала подарок каждому, вплоть до конюхов и садовников, и собиралась раздать их в сочельник. Днем леди Мэлори первый раз в жизни испытала радость катания на санях, поскольку снег шел с самого начала недели, завалил дороги и грех было упускать случай промчаться с ветерком. Они набрали полный мешок подарков и по пути заезжали в коттеджи слуг, где их всюду встречали с восторгом. Поля и дороги были укрыты толстым покрывалом, и, несмотря на холод, оба от души веселились. Правда, прогулка была недолгой: большинство слуг жили в особняке, но зато как приятно по возвращении домой оказаться в теплой гостиной!

Остаток вечера супруги провели вместе, сидя у огня, где тлело большое рождественское полено, и любуясь крошечными свечками на мохнатой ели, срубленной самим Кристофером.

Анастасия была исполнена ощущения невероятного покоя и довольства, несмотря на неотвязное чувство, возникшее несколько дней назад, чувство, которое необходимо было попытаться объяснить мужу. Оно и походило и не походило на ее обычные видения, и это крайне смущало ничего не понимающую Анастасию.

Она была на четвертом месяце беременности, хотя по фигуре еще ничего не было заметно и держалась она прекрасно, если не считать приступов тошноты по утрам. Однако она испытывала такую нежность к нерожденному ребенку, словно уже держала его на руках. И то самое чувство, столь неожиданно родившееся в ней, имело какое-то отношение к будущему событию, к рождению их драгоценного младенца.

И теперь она попыталась облечь ощущения в слова, хотя давалось это нелегко. Она покрепче прижалась к мужу.

— Нам нужно смастерить еще один дар, хотя отдать его сейчас не суждено.

Кристофер, обнимая жену одной рукой, лениво лаская ее бедро второй, удивленно пожал плечами:

— Не понимаю. О чем ты? Какой дар?

— Я и сама не понимаю, — была вынуждена сознаться Анастасия. — Видишь ли, это чувство, которое вот уже несколько дней не отпускает меня… наш сын… он будет…

— Сын? — ошалело перебил он. — У нас будет сын? И ты точно знаешь? Наш с тобой сын?

— Ну да, я видела во сне. Мои сны всегда сбываются. Но я хотела поговорить совсем о другом. Видишь ли, наш дар… он на века.

— Какой дар?

В голосе маркиза проскользнуло раздражение. Стоит ли осуждать его за это? Она сама терялась в определении того, что сейчас ею владеет.

— Мы должны все изложить по порядку. Взять перо и чернила и написать нашу историю. Поведать, как мы встретились, как полюбили друг друга, как пошли против обычаев и правил обоих наших народов, чтобы быть вместе. Пусть наши дети знают, как горячо любили друг друга их родители.

— Написать? — Кристофер растерялся. — Я не слишком хорошо владею пером, Анастасия. Боюсь, сочинитель из меня неважный.