Сама невинность - Бертрис Смолл (2003)

— Пойдем, моя прелестная шлюха, — велел он. — Ты еще не обессилела, а мой резвый «петушок» не успокоится, пока не окунет клюв в твой хмельной мед.

Айлин пришла в себя и улыбнулась ему:

— Ублюдок! Твои парни растерли все у меня внутри до крови, и тебе все мало? В чем дело? Разве красноголовая потаскуха не ублажила тебя? Или жалеешь, что употребил ее, а не пленницу? — И громко рассмеялась в его удивленное лицо. — Думаешь, я не заметила томные взгляды, которые ты бросаешь на Элинор, когда воображаешь, что никто не замечает? Словно неотесанный деревенский олух, которого угораздило влюбиться в молочницу!

Она презрительно фыркнула, хотя изнемогала от ревности. Да, Айлин удалось застать его врасплох, но Мэрин мгновенно пришел в себя и, наградив ее оплеухой, поволок по лестнице.

— Если я обращаюсь с леди Элинор иначе, чем с тобой, то лишь потому, что она благородная дама и поистине добродетельная женщина. Ты же — подлая, злобная шлюха, с душой, черной как ночь. Мы с тобой — идеальная пара.

В утро Рождества, когда за стенами замка Гвинфр вихрился снег, Эльф продолжала трудиться над гобеленом. После утренних молитв она тихо спела рождественский гимн, который выучила когда-то в монастыре. Ужасно печально сознавать, что она даже не может встретить праздник как полагается.

На гобелене появился первый узор. Поскольку этот замок не место для религиозных сюжетов, она черпала вдохновение в окружающем пейзаже, изобразив зеленые холмы, синее небо и луг, усеянный цветами. Неплохо бы прибавить пару оленей!

Эльф вздрогнула. Шелковая туника и юбки плохо грели, и даже плащ не спасал от сырости. Несмотря на то что она не отходила от огня, сквозь щели сочился холод, известковый раствор, скреплявший камни, давно выкрошился.

Она вспомнила о своем теплом доме в Эшлине. Как там ее маленький Симон? Вернулся ли из Нормандии Ранульф? Когда ее наконец освободят? Здесь никто не положил в очаг рождественское полено, не поставил свечи из душистого воска, не зажарил кабана, не спел ни одного гимна. А сейчас обитатели Эшлина наверняка слушают мессу в заново отделанной церкви. Первое Рождество Симона, а она даже не может полюбоваться личиком малыша.

На мгновение Эльф захлестнула ярость, но она вовремя вспомнила, что младенец Христос пришел, чтобы принести на землю мир. Она снова вернулась мыслями к Эшлину. Как она тоскует по воинственной старой Аиде, Вилле, верному Седрику, надежному Фулку. Как ей не хватает мягкой постели и вкусных обедов! Здесь еда такая однообразная и почти никогда не бывает зелени.

За стенами продолжал бушевать ветер. Эльф снова зябко поежилась, но тут же ахнула от неожиданности, когда на плечи ей упал тяжелый, подбитый мехом плащ. Женщина подняла удивленные глаза и встретилась взглядом с Мэрином Ап-Оуэном. Губы их почти соприкасались. Эльф вспыхнула и испуганно отпрянула, не в силах вымолвить ни слова. О, этот огонь в его глазах! В точности как в свое время у Ранульфа. И тут ее мгновенно озарило: Ранульф любит ее! Сердце наполнилось счастьем, но тут же вновь сжалось. Значит, и Мэрии Ап-Оуэн питает к ней те же чувства!

Мэрии поспешно отвернулся. — Гвилл напомнил мне, что у вас почти нет одежды, а теперь, когда пришла зима, вам не мешает иметь плащ потеплее, — спокойно заметил он.

Эльф с трудом сглотнула.

— Спасибо, господин, — поблагодарила она, низко склонившись над работой.

— Это волчий мех, Я сам убил зверя прошлой зимой, — продолжал он.

«Нужно смотреть на него, иначе он заподозрит неладное», — подумала Эльф и снова подняла голову.

— Я уже почти согрелась. Теперь буду укрываться по ночам.

— Но почему вы не сказали, что мерзнете? — удивился он.

— Не в моих привычках жаловаться.