Смерть за зеркалом - Константин Алов, Сергей Алов, Братья Аловы (2003)

— А на общак твой мусорок отстегнуть собирается или он ждет, что его профсоюз кормить будет? — подал голос молодой, крепкий арестант, похожий на Немцова.

— Да нет вопросов, — рассмеялся Крюков. — Я бы сразу отстегнул, да в непонятке был. Может, западло посчитаете ментовской грев принять.

Смотрящий глухо прокашлялся. У него определенно был туберкулез в тяжелой форме.

— Если от чистого сердца, то и от мента не западло. Бабок нам твоих не надо, братва нам еще на пересылке грев подогнала. А вот скажи, штанов тебе для общества не жалко? Тут ведь ни в одной розетки нет, чаю заварить не на чем. Специально, шакалы, такую хату оборудовали, чтобы нашего брата-терпигорца посильнее щемить. А без чая, сам знаешь, арестанту не выжить. Полотенца-то мы уже все пожгли, а на твоих джинсах чифирь заварить — полный марафет будет.

— Эх, где наша не пропадала, — вздохнул Крюков. — Треники хоть какие найдете? — и принялся расстегивать пуговицы на юбилейных «левисах».

— Зачем треники? Вот, гляди, твой размер!

Молодой вор протягивал ему черные, судя по всему очень дорогие брюки. Пощупав их, Крюков сразу понял, что из такого материала может шить только Армани.

— К ним еще лапсердак такой, с блестящим воротником прилагался… Ага, точно, смокинг, — пояснил крепыш. — Я этот костюмчик у одного фраера в стос взял. Клифт корешу презентовал, он в нем на суд уехал и с концами. А шкары вот, тебе пригодились. Бери, не жалко. Не мой фасон.

Юбилейные фирменные джинсы, которые перепали Крюкову почти задаром, всего за сто пятьдесят долларов, были разрезаны на полоски. Скрученные из полосок фитили пошли на топливо. Пламя они и в самом деле давали яркое и горячее.

Крюков не верил своим глазам. В разрезанной пополам пластиковой бутылке урки варили чай. Бутылка плавилась, истекала прозрачными каплями, но темно-бурый ароматный напиток все больше набирал цвет и крепость. Наконец Китаец распорядился:

— Хорош, оставь на вторяк. Другим разом «купца» замутим. А сейчас и «росомаху» можно заделать.

— Сделаем! — Крепыш плеснул в кружку с чифирем изрядную порцию спирта.

Из восьми человек обитателей камеры к кружке были допущены четверо, в том числе и Крюков. Остальные не удостоились — вероятно, были шнырями или числились в обиженке.

Крюков вслед за остальными «троил» крепчайший напиток, забыв, что пьет из одной кружки с туберкулезником. Китаец же пустился в воспоминания о славном прошлом, о понятиях и обычаях тюрьмы. Крюков, как и все, слушал его с большим интересом. Ему не хотелось думать о том, что, если бы не заступничество Графа, он сейчас мог бы лежать под шконкой с заточкой в сердце или с перетянутым струной горлом. Ему ужасно хотелось узнать, кто же успел позвонить вору на мобильник и заложить его, если никто здесь не знал, что он опер? Или почти никто…

Наутро Крюкова вывели из камеры и он увидел, как новый дежурный, не тот, что вчера закрывал сыщика, а его сменщик, махал бумажками и что-то объяснял участковому Чапаеву, который на этот раз был в форме, придававшей ему вес и казенный вид.

— Я же тебе толкую, это мое доверенное лицо. Ну. поддал человек, с кем не бывает. А его пол вчерашнюю гребенку с урками законопатили!

Старшина подвел Крюкова к спорящим.

— Этот, что ли? — спросил он.

— Ага, точно он, с глупой рожей! — Чапаев указал на Крюкова.

Дежурный обратился к Крюкову, держа перед глазами список задержанных.

— Фамилия?

Крюков с гримасой страдания на лице изо всех сил напряг память и полуутвердительно сказал:

— Кадушкин?

Дежурный углубился в список и прочитал его из конца в конец сначала сверху вниз, а потом в обратном порядке.

— Нет такого, — констатировал он. — Слушай, а тебя когда доставили? Может раньше?

— Телогрейкин! — радостно крикнул Крюков. — Посмотрите внимательно, Телогрейкин должен быть!

Дежурный снова углубился в изучение списка.