Смерть за зеркалом - Константин Алов, Сергей Алов, Братья Аловы (2003)

Дежурный записал данные с его слов и вызвал следующего. Крюкова отвели в одну из камер. Дверь, снабженная цепочкой в руку толщиной, приоткрылась ровно настолько, чтобы он смог протиснуться внутрь. Камера была небольшой и душной.

Крюков вошел и поздоровался. Настроение у него заметно испортилось. Вместо того чтобы очутиться в камере с братвой Бормана, где он был бы за героя, или, хотя бы, среди боевиков Расула, с которыми можно было попытаться найти общий язык, он попал как кур в ощип. На шконках сидели и лежали полуголые люди, сплошь разукрашенные поблекшими от времени татуировками. И если они узнают об истинной специальности Крюкова… Но, с другой стороны, откуда они могут это узнать?

— Проходи, мусорок. Что ты там у тормозов жмешься? — поприветствовал его из коронного угла тощий жилистый арестант с темным, посеченным морщинами лицом. Крюков сразу безошибочно определил в нем «смотрящего за хатой».

С других шконок также раздались недружелюбные выкрики:

— Канай, козлина, раз Китаец велит! Шевели копытами, недолго осталось!

Крюков прошел вдоль шконок, остановился напротив Китайца, затем ногой небрежно подвинул развалившегося по соседству уркагана и присел.

— Благодарю за приглашение, — кивнул он смотрящему. — Только с чего вы взяли, что я мусор? Неужто прогон был?

Китаец ощерил золотой прикус.

— Техника! Идем нога в ногу со временем! — он показал Крюкову мобильник.

— На говногу, говоришь, идете? Это хорошо, — одобрил Крюков. Но нельзя ли ближе к делу? Надеюсь, я не к «шерстяным» попал? Так что прошу разъяснить суть претензий.

— Секи, Китаец, мусор-то с понятием! — радостно заржал кто-то по соседству. — Такого на перо поставить — ломовой кайф!

Лицо смотрящего оставалось непроницаемым.

— Пришла с воли малява, что на нашу хату должен заехать мусор Крюков, тухлый дракон, который щемил нашего брата по полному беспределу. Нахалку крутил, показания нужные выбивал. Вот такой на тебя цинк от людей, — сообщил он. — А хата наша не шерстяная. Правильная хата. Мы тут все с «особняка» на «крытую» идем.

Крюков и без этих подробностей догадывался, что дела его совсем хреновые, но все же решил немного побарахтаться перед тем, как пойти ко дну.

— А что за люди маляву кинули? Может, я их знаю? Врать не буду, вашего брата и в зону укатал немало, а кого-то и в землю. Но только по необходимости. Беспредела же никогда не творил. Так что порожняк на меня могут только сами мусора, либо из ваших ссученные.

Китаец задумался. Остальные арестанты из уважения к нему притихли.

— Я и то думаю, — произнес наконец Китаец, — а с чего это тебя твои же менты к нам на убой сунули. Не прокладка ли это? Ты вот про людей спрашивал. А сам кого из людей знаешь?

Крюков пожал плечами:

— Есть у меня два друга. С детства с ними корешился. Один, вроде, завязал, Лях его погоняло. А другого, слышал, откороновали.

— Как его дразнят? — спросил смотрящий.

— Графом.

Смотрящий прикрыл глаза. На веках у него было наколото: «Не будить до звонка».

— Ляха я знал. Правильный вор, с понятиями. Жалко, если он в завязке. А с Графом нас на Соликамской разворовке прессовали. С тех пор я кровью харкаю. Да…

Старый вор наклонился, взял трубку мобильника и набрал по памяти номер. Подождал немного, потом спросил.

— Граф, ты что ли? Ну. здорово, родной! Китаец тебя «на голосовую» вызывает. Не забыл, как в кандее загибались? Ну, как там на воле? Мне ее. видно, уже не нюхать, дохожу, брат. Тут со мной однокрытник один нары полирует, говорит, знает тебя. Крюковым дразнится… Так… Ясно, братуха. Ну, бывай, все длинно. Может и свидимся.

Смотрящий убрал трубку и обвел камеру пристальным взглядом.

— Так вот, урки, слушайте такой базар. За этого мусорка сам Граф мазу тянет. Кто ему предъявит — тот беспредельщик со всеми вытекающими. Вопросы есть?