— Ты мне еще будешь указывать, — фыркнул Инетер. — Три дня… У вас есть три дня, потом дело получит ход. И эта овца сядет по всей строгости. Даже показания Депесар ее не спасут. Мои найдут, за что взять. Никто из Камелд белыми агнцами не считается. Так что вперед, Ланви, на защиту всех сирых и убогих.

— Ну и гад же ты, Стиверс, — выплюнул брюнет. — Надеюсь, в аду для вашей семейки заготовлен отдельный котел.

— Обижаешь, — оскалился блондин, — у нас собственный этаж выкуплен. Но тебя, увы, не приглашаю. Там вход по пропускам, а ты не тянешь на знаменитого и популярного, потому хотя бы там не встретимся.

Больше не говоря ни слова, Ланвельд помог своей невестке подняться на ноги и, заткнув сломанный нос платком, медленно повел ее прочь из моего кабинета. Меня же в это время едва не трясло от нервов и пережитого шока. Хотелось еще пару раз приложить ее головой об пол, чтобы остатки мозгов встряхнулись, и возможно, начали бы работать. Но, к сожалению, мне такой возможности не оставили и увели Инистру в лазарет с глаз моих подальше. Набрасываться же с кулаками на Стиверса я бы не решилась и в невменяемом состоянии, что уж говорить про адекватность, которой я всегда славилась.

— Объясни мне, пожалуйста, так, чтобы я понял, — Стиверс медленно навис надо мной. — Ты какого демона рогатого тут устроила? Хотела подраться, вызвала бы кого-нибудь на спарринг. Сама же помнишь, что в стенах академии запрещено насилие. Это может выйти тебе боком, если Камелд докажет, что была твоя инициатива устроить с ней разборки.

— Пусть сперва попробует доказать, — отдышавшись, выплюнула я. — Она была провокатором конфликта, воспоминания и зелья подтвердят. К тому же она косвенно призналась в убийстве ректора. Это нам на руку. Теперь все подозрения – не просто наша беспочвенная выдумка, а имеют вполне конкретное основание из показаний и слов исполнительницы преступления.

— Я тебе верю, просто так ты бы не полезла ей бить морду, — он медленно подхватил меня на руки и усадил на столешницу заваленного бумагами стола. — Сиди, сейчас обработаю тебе боевые ранения.

— Не стоит, — покачала я головой и зализала языком саднящую царапину.

— Ну уж нет, — возразил он, — это так не работает.

Откуда в руках у Стиверса появилась аптечка, понятия не имею, но он аккуратно промокнул ваткой, смоченной в заживляющем лосьоне, каждую мелкую ссадину и царапину. При этом бережно дул на щиплющие участки кожи. С какой поры он стал таким заботливым и галантным, я не знала. Возможно, сказывалось аристократическое воспитание или отсутствие тяжелого детства. А может, это было лишь в моей голове, но постепенно его губы с кистей перекочевали на запястья и горячий язык медленно лизнул по пульсирующей венке.

Я завороженно наблюдала за тем, как он добровольно переступает ту самую черту, за которой начиналось помешательство. Дурой я не была, да и ему не было смысла прикидываться наивным мальчиком. Нас тянуло друг к другу еще с той поры, когда мы учились в академии. Теперь же бредовые фантазии о том, что он трахнет меня на столе ректора, неожиданно приобрели цвет, вкус и полноту красок. Вот только в моих фантазиях я не была владелицей этого самого стола, а он не преподавал у детей. Мы оба в них были лишь выпускниками, чьи дороги должны были разойтись уже на утро после случившегося сумасшествия.

Стоило ему поднять глаза, как у меня внутри все замерло от предвкушения. В этом взгляде читалось все, что он обещал мне в ту ночь, когда я с истерикой цеплялась за его плечи и умоляла помочь мне дотянуть до конца. Но он был непреклонен, лишь целовал мои руки и стирал слезы с покрасневших щек. А с рассветом к воротам академии уже доставили транспортный контур во Францию, в лучшую магическую медицинскую академию, где я уже числилась студенткой третьего курса очной формы.