У каждой рабочей станции лежал синий инкассаторский чемодан, украденный недавно у инкассатора или охраны. Вскрыть такой контейнер без кода и ключа невозможно: если вскрывать его силой, в нем тут же взрывается капсула с краской. Для того Петрович и нанял этих шестерых инженеров-любителей: они должны найти способ вскрыть чемодан так, чтобы капсула осталась целой. Молодые люди – а все шестеро были молоды – разделили между собой подходы к работе. Один метод подразумевал вскрытие чемодана сварочным аппаратом, другой – циркулярной пилой, третий – отмычкой, а еще один предполагал вскрытие дна чемодана.

Все действия инженеров фиксирует установленная за спиной у каждого из них цифровая камера. За несколько недель работы они показали одинаковый результат – ни на йоту не продвинулись в разгадке секрета чемодана. Зоран Петрович уже потерял счет контейнерам, уничтоженным в попытках вскрыть их без вреда для содержимого.

Он, не спеша, обошел всех работников, обменялся с каждым из них парой слов. Петрович всегда умел беседовать с девятнадцатилетним эмо так же легко, как с министром развития инфраструктуры Черногории.

– Хорошо, – похвалил он девушку, которая пыталась прожечь отверстие в правом нижнем углу чемодана. Затем, протянув длинную руку, он с ленивой элегантностью вывел узор в воздухе над чемоданом и продолжил:

– Это делается вот так, все правильно. Направляешь пламя вперед-назад, будто пишешь картину, как Моне. Или Мане. Один мой знакомый – директор музея в Лионе – обожает мазки кистью. Он насыпал в саду песок, купил специальные грабли с частыми зубьями, и теперь водит граблями по песку и…

– Зоран?

Помощник Свенне Густафссона просунул голову внутрь и прервал Петровича. Югослав раздраженно повернулся.

– Чего тебе?

– К вам пришли. Малуф.

– Ладно, – кивнул Петрович, – потом дорасскажу. Продолжайте. И помните, что торопиться некуда. В спешке ничего не выйдет.

Рабочие восприняли это заявление с благодарностью, но, когда Зоран Петрович был на полпути к домику Густафссона, послышался приглушенный хлопок – звук настолько знакомый, что Петрович даже не вздрогнул. Взорвался еще один контейнер, а значит, придется сжечь и эту партию испорченных купюр.

Что они только не перепробовали, чтобы отмыть деньги от въедливой краски – и кипятили купюры, и стирали с хлоркой, и чистили вручную. Все без толку.

Петрович пригнулся, входя в дом через низкую заднюю дверь. Мишель Малуф сидел в кухне за кабинетом Свенне Густафссона. Сам хозяин куда-то отлучился, что он делал всегда, когда заходил Малуф.

– Мне только стакан теплой воды, – сказал Петрович.

– Что?

– Больше ничего не нужно.

Малуф с недоумением посмотрел на своего долговязого друга, присевшего за стол:

– Стакан воды? Я что, должен тебе воду носить?

Петрович развел руками в жесте, будто говоря: «Да, естественно». Малуф засмеялся, качая головой:

– Конечно, конечно. Теплая вода…

Малуф подошел к раковине и налил воду из-под крана. С наигранной невозмутимостью поставил стакан перед приятелем. Тот доброжелательно кивнул.

Они давно знали друг друга, и характер их отношений установился навсегда в те годы, когда Петрович руководил молодежным центром, где Малуф проводил время подростком. Петрович уже тогда знал, как тратятся деньги, – носил одежду от «Армани» и расплачивался в дорогих барах кредиткой. Он был для Малуфа единственным примером для подражания не из мира футбола, И все это помогло Малуфу определиться с собственными жизненными ориентирами.

– Я стану миллионером, – заявлял тогда юный Малуф, а Петрович только смеялся в ответ.

– Черт, я в месяц по миллиону срубаю.

* * *

– Через крышу?

– Конечно, конечно, – улыбнулся Малуф, – через крышу.