Дерзкое ограбление - Йонас Бонниер (2020)

Мишель Малуф был сделан из другого теста. Солнце он любил больше, чем дождь, футбол больше хоккея, а проблеме он предпочитал решение. Он не старался усложнить себе жизнь. Будучи христианами, родители заставляли Малуфа регулярно ходить в церковь, но эта вера так и не стала ему близка: братья и сестры утверждали, что это из-за его буддистских наклонностей. Малуф обладал невероятной способностью не обижаться из-за несправедливости, не поддаваться на провокации, широко улыбаться на всякие глупости и спокойно слушать, когда ему сотый раз рассказывают одну и ту же историю.

Может быть, в нем было что-то от буддистских монахов? Если верить словам Далай-ламы, если каждую плохую мысль заменять позитивной, можно обрести счастье, и Малуф исповедовал это. Его единственной проблемой оставались деньги: их всегда недостаточно.

Но что такое «достаточно»? На этот вопрос у Малуфа не имелось ответа.

* * *

Семья – все еще счастливые в браке родители, братья и сестры – была для Малуфа опорой в жизни. Благодаря этой поддержке все дети успешно прошли через школьную систему, отделавшись легкими синяками, и нашли свое место в обществе, которое их родители так и не смогли понять. Не преуспел только Малуф и отчасти потому, что он не знал, что значит «достаточно».

Почти сорокалетний брак родителей Никласа Нурдгрена тоже успешно преодолел трудности, о которые разбились семейные лодки многих их друзей. Нурдгрен, в отличие от Малуфа, не держался за семью: у него была только одна сестра, а не целая куча родственников. Ни сестра, ни родители и знать не знали, по какой дорожке пошел их Никлас. Преступления сыновей стали шоком для обеих семей, но они продолжали поддерживать их: и когда те, попавшись в первый раз, звонили из следственного изолятора с жалкими просьбами о помощи, и когда не сдерживали обещаний не заниматься этим снова. Убитая горем мать и ворчащий отец смиренно ждали их у тюрьмы в день освобождения, а дома на них обрушивали свою злость негодующие братья и сестры.

И когда в зеркале заднего вида в очередной раз приближались синие мигалки полицейской машины, мысли о разочаровании в глазах родни были хуже мыслей об одиночной камере.

В отличие от большинства из тех, с кем Нурдгрену и Малуфу доводилось работать, они были белыми воронами в своих семьях. В добровольном одиночестве друг друга каждый из них узнавал самого себя, что поспособствовало укреплению их дружбы.

* * *

Дождь не переставал, и от этого аэродром казался еще более мрачным и заброшенным: сложно было даже представить, что когда-то здесь взлетали и садились самолеты. Покружив по окрестностям, друзья убедились, что здесь нет ни одной живой души – что уж говорить об ангаре с полицейским вертолетом.

Малуф со вздохом провел рукой по бороде:

– Это… что-то новенькое.

Нурдгрен рассмеялся:

– Кто-то едет на рыбалку в шхеры. А мы на вертолетном сафари в пригородах.

Но в Туллинге полицейского вертолета не оказалось.

Перед тем, как расстаться, Нурдгрен взял карту Стокгольма и окрестностей и прочертил прямую линию через весь административный округ Стокгольма: он возьмет восточные районы, а Малуф – западные.

– А что… что мы ищем? – спросил Малуф.

– Ангар в лесу. На один-два вертолета. Перед ним должна быть асфальтированная площадка – небольшая, поменьше посадочной полосы для самолета.

– Понял, – кивнул Малуф, – но это все равно, что… искать иголку в стоге сена.

– У нас что, есть другие варианты? – парировал Нурдгрен.

Весь обратный путь до Фиттьи по стеклу барабанил усилившийся дождь.

24