Совок-5 - Вадим Агарев (2023)

Чумазое обличье пацанёнка лет двенадцати-тринадцати, с распахнутыми от страха глазами, сразу же умерило мою классовую непримиримость и злобу голодного обывателя. Слишком уж он был жалким и испуганным.

— Ты чего к ребёнку пристал? — раздался сбоку противный, не то мужской, не то бабий голос, — Я сейчас милицию позову!

Не выпуская покушавшегося на мой ужин воришку, я обернулся. Шагах в трёх стоял мужик полуинтеллигентного вида в кустарно связанной шапке с козырьком. И с такой же, как у меня авоськой. Подходить ближе он, видимо, опасался, но и удаляться от событийного места тоже не торопился. Вокруг уже начали собираться любопытствующие.

— Я сам милиция! — пришлось достать из внутреннего кармана удостоверение, — Задержан вор и он будет доставлен в РОВД. Прошу назвать ваши адреса и фамилии! Свидетелями будете, граждане!

Граждане, включая мужика, который с авоськой и с активной жизненной позицией, моментально растворились на серых просторах социализма.

— Отпусти! — простуженно просипел пацан и еще раз попытался вырваться.

Его хлипкая одёжка окончательно разорвалась по спине. Не выпуская его руки, я наклонился и поднял свою отбитую у похитителя авоську. Собирать с грязного и заплеванного тротуара раскатившиеся картофелины я не стал.

Раздражение голодного человека, у которого только что стырили еду, сменилось на жалость и благодушие сапиенса, вновь обретшего запас белков, жиров и углеводов.

— Со мной пойдешь! — прибавил я металла в голос, — А будешь дергаться, руку заверну! — пацан всхлипнул и обмяк.

Пленный больше не сопротивлялся и на попытки бежать не отваживался. До дома было рукой подать и вскоре я уже разувался в прихожей.

— Чего стоишь? — строго глянул я на беспризорника, — Раздевайся, разувайся! Полы я здесь сам мою, между прочим!

— Еще чего! — зашипел звереныш, сверкая из-под выбившихся волос глазами, — Дверь отопри!

— Отопру. Пельменей пожрем и отопру, — скинув и куртку, я стоял, ожидая, когда пацанёнок разденется и разуется.

— Сам жри! — не сдавался нахальный засранец и потянулся к дверному замку.

— Да задрал ты уже! — потеряв терпение, сдернул я лыжный головной убор с головы подростка.

Сдёрнул и замолк на полуслове. По плечам вероломного похитителя моих пельменей рассыпались девчачьи локоны. Волнистые и длинные. Это точно был не пацан.

— Эй, ты чего?! — девчонка кинулась в угол, — Не подходи, закричу!

— Дура ты! — пришел в себя я сравнительно быстро, — Разувайся и мой руки! А кричать будешь, когда поедим и ты на улицу выйдешь. Здесь тебе не лес, чтобы кричать.

Я развернулся и пошел на кухню. Неволить соплячку я не хотел. Если не терпится уйти, дверь изнутри открывается запросто, так что пусть валит.

На кухне зверушка появилась, когда я уже закинул в кастрюлю лаврушку и измельченную луковицу. До финала приготовления эрзац-ужина оставалось не более трех минут. Скорее всего, именно запах варева и затащил нечистую, как лицом, так и на руку дворняжку на кухню.

— Руки иди помой, иначе за стол не пущу! — покосился я на нерешительно стоящую в двери девчонку, — Пошли за мной! — вытерев полотенцем руки, я обошел посторонившуюся замарашку и двинул в ванную.

— Вот мыло, вот полотенце. Зубная щетка у меня одна, поэтому её не трогай! — указал я на гигиенические причиндалы, — Ты уж, пожалуйста, как следует помой руки! — кивнул я глазами на её грязные цыпки, — И уж сделай милость, заодно и умойся, чтобы аппетит мне не отбивать своим нечистым ликом, — развернувшись, я удалился на кухню.

Я уже начал свой обед-ужин, когда на кухне появилась умытая воровка. Выглядела она все равно затрапезно, но физиономия её была чистой. С запахом давно немытого тела и нестиранной одежды мириться было трудно, но не уходить же со своей тарелкой из кухни.

— Присаживайся! — указал я бомжеватой мамзели на табуретку и придвинул наполненную тарелку к ней ближе. — Сметана, аджика. Приступай!