Поезд смерти - Роберт Бирн (1994)

– Что за черт? – прошептал Таджима. – Неужели это служебный вагон? Он катится назад! Я говорил Гарри держать ухо востро, но... Боже...

Таджима схватил радиомикрофон.

– Говорит Окленд! Гарри, Гарри Коллинз! Ты слышишь меня? Присматривай за служебным вагоном! Он катится к тебе со следующего блок-участка! Прием.

– Если он вовремя увидит его, – сказал Джим, – то сможет прицепить к своему локомотиву. Скажи ему это. Скажи ему, что он должен перехватить “беглеца” до Пинола.

– Гарри! – кричал Таджима. – Ты слышишь меня? Гарри! Он не отвечает!

Постепенно к Баду Шивингу вернулось сознание. Темно. Он слышал стоны, пение сверчков и какой-то отдаленный гул. Все было залито призрачным сиянием, похожим на лунный свет. Действительно, стоит полнолуние, вспомнил он. Когда они спустились с гор, и поезд остановился, он находился на задней площадке и заметил, что луна похожа на большой серебряный доллар, прячущийся за верхушки сосен. Бад перевел глаза на предмет, лежавший на расстоянии нескольких дюймов от его лица. Это была игральная карта, четверка пик. Рядом валялись еще две карты, одна “рубашкой” вверх, другая – “рубашкой” вниз. Какая-то черная дама, может быть...

И тут все происшедшее всплыло в его памяти: игра в покер, голубой газ, лысый человек, побежавший отцеплять вагон, крики, замешательство, ощущение беспомощности, когда его застывшее тело стало падать на пол. Он вспомнил, что рассказывал лысому ученому, как отцепить вагон...

Бад раскрыл ладони и пошевелил пальцами... Они едва слушались, каждое движение причиняло боль. Гул приближался. Щекой он чувствовал, как дрожит пол. Сосредоточившись, собрав в кулак всю волю, Шивинг приподнялся на локте. Облака закрыли луну, стало темно, но он различил на полу два тела: Трейнер, важная шишка из Химической корпорации, и иностранец, имени которого он не помнил. Трейнер стонал и пытался перевернуться на спину, иностранец хрипел. А где Ордман? Шивинг медленно повернул голову. Через открытую переднюю дверь он видел белый рукав рубашки Ордмана, зацепившийся за ограждение.

Шивинг понял, что, прежде чем потерять сознание, тот успел выползти на переднюю площадку. Он был уверен, что это именно передняя площадка, а теперь вагон ехал почему-то в другом направлении. Неужели Ордман повернул клапан и служебного вагона тоже? Зачем он это сделал? Чтобы остановить его? Они отцепились на склоне, вот что, и теперь служебный вагон катится в обратную сторону, и с довольно большой скоростью – по крайней мере, миль двадцать в час.

Что означает этот гул и белый луч света, мечом прорезавший темноту?

Проводник повернул голову к задней двери, которая тоже была открыта. Так оставил ее Ордман, когда ворвался в салон и схватил бутылки с карточного стола. В рамке двери чернела ночь, которую разрезал своим светом Прожектор приближающегося локомотива. Гул нарастал. Вздрагивающий пол вызвал неожиданное воспоминание: он увидел вдруг рябь, которая бежала по поверхности молока в его чашке, когда рядом с их домом в Чикаго проходил поезд подземки. Боже, он не вспоминал об этом целых сорок лет.

Свет слепил глаза, но Бад все-таки не мог отвести от него взгляда.

– Поезд идет, – попытался он сказать, но слова застревали в горле, и он не знал, слышат ли его остальные пассажиры. – Надо прыгать!

Но спрыгнуть он не мог. В те десять секунд, которые остались до столкновения, он сумел только приподняться на одно колено и чуть-чуть передвинуться к двери. Он лежал неподвижно и смотрел, как стремительно приближается прожектор. Почему так быстро? Поезд идет со скоростью, по крайней мере, семьдесят или восемьдесят миль в час. Неужели машинист не видит красный свет? Неужели диспетчер не предупредит машиниста, что путь занят? Не замечают они нас, что ли? Наверное, вагон перешел из одного блок-участка в другой прежде, чем машинист успел нажать на тормоз. Да, по всей видимости, так оно и есть. Бад кивнул, довольный, что разгадал загадку.