Великое зло - М. Дж. Роуз (2015)

– Тиммонсон заявила, что дед ее клиента действовал под принуждением, когда в тридцать седьмом году продавал картину.

Ева сокрушенно вздохнула.

– Несчастные люди… Их преследует память о потерянных близких и фамильной собственности. Грустно все это…

– Эш, мы сто раз обсуждали это. Есть письма. Никакого принуждения не было.

– Тогда чего ты ждешь? Свяжись с Тиммонсон, представь доказательства. Вчера на адрес банка пришло судебное предписание. Если дело дойдет до процесса, на адвокатов придется потратить целое состояние. Я не хочу бросать деньги на ветер.

– Дэвис продал нам Ренуара и приобрел Дюрера, – повторил Тео.

– Так займись этим, Тео. И давай уже наймем кого-нибудь для работы в галерее. Сколько можно тянуть и предаваться скорби? – Эш обращался к брату, но смотрел при этом на Минерву. – Все время давно вышло.

Повисла неловкая пауза. Ева заполнила ее, предложив Эшу яичницу.

Тот посмотрел на брата и Жас.

– Да, тетя Ева, с удовольствием. Мне нравится, как вы готовите. И я с радостью послушаю, что Жас думает о найденном дневнике.

Тео встал, отшвырнул салфетку и вышел из комнаты. Молчание нарушил только грохот удаляющихся шагов.

– Тебе надо быть терпимее с братом, – сказала Минерва. – Не таким жестким. С ним так нельзя.

– Сколько еще с ним сюсюкать? Мы на грани катастрофы. Тяжба нас разорит. Может, ему полечиться?

– Это не так просто, – сказала Минерва. – Я пытаюсь с ним работать. Это требует времени.

– Времени? Скажи уж, вечности… И до смерти Наоми было плохо. А сейчас вообще невозможно.

– Тео одержим, – сказала Ева.

Минерва и Эш уставились на нее в изумлении. Жас поняла, что раньше тетушка ничего подобного не говорила.

– Да, после смерти Наоми у него черная полоса, но… – начала Минерва.

Ева повторила:

– Нет. Все куда серьезнее. Он одержим.

– Что ты имеешь в виду?

– Мальчики росли на моих глазах. Проблемы между ними возникли чуть не с рождения. Я, конечно, слышала твои разъяснения, но все эти психологические материи для меня пустой звук. Их взаимную неприязнь психологией не объяснить. Поскольку сама я не мать и не психотерапевт, я всегда принимала твои слова на веру. Но со вчерашнего вечера, когда мы снова достали «говорящую доску», я смотрю на вещи иначе. Под другим углом зрения.

Ева остановилась. Теперь она взвешивала каждое слово.

– Здесь отравлен самый воздух. С давних пор. Пора нам это признать.

– О чем, черт возьми, ты говоришь? – спросил Эш.

Ева посмотрела сестре прямо в глаза.

– Что тебе известно о смерти нашего деда?

– Было поздно, половину ламп уже погасили. Ты и дедушка спускались по лестнице и не заметили кошку. Дедушка споткнулся и ухватился за тебя. Ты споткнулась тоже. Вы оба упали. Ты сломала бедро, он – шею.

Ева опустила взгляд в тарелку, будто надеясь найти там подсказку.

– Он добрался до тебя, Минерва. Так же, как раньше до меня. Я это поняла. Он пугал тебя во время сеансов, а потом успокаивал. Шептал всякую чепуху, подбадривал, утешал… Ничего слишком явного, ничего особо травмирующего. Поначалу. Но он хотел большего. Куда большего.

Она все еще не отводила взгляда от тарелки.

– Это было неправильно. Ужасно неправильно.

Жас наблюдала, как Ева сжимает и разжимает лежащие на коленях руки.

– Никакой кошки не было.

– Почему же я решила, что была?

– Это я сказала всем. Про кошку.

– А что тогда случилось на самом деле?

– Несчастного случая не было. Я толкнула его нарочно. Пока он не успел сделать с тобой то, что сделал со мной.

Ева резко отодвинула от себя тарелку. Та задела стакан с соком, стакан опрокинулся. Ярко-оранжевая жидкость разлилась по льняной скатерти. Ева положила поверх пятна салфетку, поставила стакан на место и повернулась к сестре: