Чужие грехи - Энн Стюарт (1996)

Энни еще толком не проснулась, поэтому его проникновение и последовавшие ритмичные движения причинили ей боль. Она еле сдержалась, чтобы не вскрикнуть, но усилием воли заставила себя стиснуть зубы и терпеть. Лицо Джеймса было искажено от гнева и решимости, смешанных с отчаянием и ненавистью к самому себе. Он молча продолжал познавать ее, а Энни, закрыв глаза, так же молча сносила это тяжкое испытание, целиком подчинившись его воле, заставив себя уступить его звериному желанию.

Внезапно она поймала себя на новом ощущении. Движения Джеймса больше не причиняли ей боль. Хотя Энни и попыталась отключить свое сознание, тело ее реагировало на действия Джеймса само, помимо ее воли. Сам же Джеймс, мокрый от пота, безжалостно, словно машина, без устали продолжал орудовать в ней, подчиняя своему жестокому ритму и себя, и Энни.

Энни закусила губу — она предпочитала терпеть, но не просить пощады. С ней творилось что-то странное, неслыханное. Она уже сама прогибалась навстречу Джеймсу, стремилась вобрать его глубже, почувствовать еще острее. Энни вдруг показалось, что перед ней разверзлась бездонная пропасть, и она с ужасом осознала, что проваливается в нее.

Ничего подобного Энни прежде не испытывала. Душа ее как будто покинула тело и, паря в поднебесье, словно со стороны наблюдала за тем, как Джеймс Маккинли раз за разом всаживает свой могучий инструмент в ее лоно.

А ведь она вовсе не желала столь безропотно отдаться ему, всецело подчиниться его воле. Энни не хотела терять над собой контроль, но Джеймс лишил ее малейшей способности сопротивляться, увлек в какие-то неведомые дали. И вскоре волна первого, всесокрушающего оргазма обрушилась на Энни, подобно цунами, погребла под собой и поволокла куда-то, уже бесчувственную и раздавленную.

Энни вскрикнула, но ладонь Джеймса мгновенно зажала ей рот, и Энни ощутила солоноватый привкус крови. Собственной крови.

В следующий миг на нее лавиной обрушилась вторая волна — еще более мощная, нежели предыдущая, — и она поняла, что неумолимо скользит к разверстой бездне, из которой никогда уже не выберется. В отчаянии она сделала последнюю попытку вырваться, хотя подсознательно понимала: спасения нет.

Джеймс вдруг замер, выгнув напряженную спину, зубы его болезненно оскалились, а тело содрогнулось в мощной конвульсии. Энни стало ясно, что последний путь к спасению отрезан. И, пролетев, казалось, через тысячу Вселенных, она провалилась в черную пустоту…

Энни было холодно и одиноко. Дрожа всем телом, она в ужасе открыла глаза, однако Джеймс был рядом. Он лежал поверх пледа, все еще тяжело дыша, не оправившись после случившегося.

Он набросил на нее байковое одеяло, но проку от него было мало. Энни промерзла до костей, и ей казалось — нет, она знала, — что уже никогда больше не согреется.

Джеймс повернул голову и мрачно посмотрел на нее. В голой спальне стало уже светлее, и в игре теней лицо его, обращенное к ней, казалось ликом смерти.

— Я тебя предупреждал, — невозмутимо произнес он.

— Да.

Внезапно Джеймс прищурился, прикоснулся к ее губам, а затем, отняв руку, с изумлением уставился на окровавленные пальцы.

— Это — моя работа? — осведомился он бесстрастно, почти деловито, но Энни знала, что вся их дальнейшая судьба зависит сейчас от ее ответа.

— Нет, — солгала она, ни секунды не колеблясь. — Я просто прикусила губу.

Джеймс еще некоторое время молча смотрел на свои пальцы, обагренные кровью Энни. Затем наклонил голову и облизал их.

А после этого, как и ожидала Энни, он поцеловал ее в губы.

Легонько, едва к ним прикоснувшись. Когда же он отстранился, его губы заалели от крови.

Энни отчаянно хотелось закрыть глаза, ничего не видеть, исчезнуть. Ее истерзанное тело болело и саднило, а душа рвалась на свободу — подальше от Джеймса, как можно дальше от всех.