Изнуренный вид новичка не мог ускользнуть от внимания бригадира. Теплым словом, улыбкой он поддерживал его, просил не падать духом, терпеть, не сдаваться.

Прошла неделя, другая, третья, месяц! А мороз не слабел. Вместо первой ледяной брони, разбитой людьми, он создавал новую, более крепкую. Все понимали: если лед не разбивать, земснаряд не сможет передвигаться по карьеру и подавать пульпу. Замерзнут трубы.

Наконец, наступило утро шестой недели изнурительной вахты. В это утро и произошло событие, глубоко потрясшее Игоря Байкенова.

Сменив своих товарищей, работавших в ночное время, на лед вышла новая тройка в составе Андрея Буравлева, Аннамамеда Курбанмурадова и Игоря Байкенова. Стоя в лодке и слегка покачиваясь, Игорь обкалывал лед вдоль пульпопровода, Аннамамед перед носом земснаряда. А Андрей Буравлев тяжелым ломом проламывал лед вокруг цистерны с горючим, прижавшейся к левому боку землесоса. Передвигаясь по скользкой, покрытой инеем цистерне. Буравлев ловко орудовал ломом, то вздымая его обеими руками, то резко и яростно бросая вниз. Все это кончилось тем, что во время очередного удара Буравлев поскользнулся и упал в ледяное крошево озера, ударившись головой о край цистерны.

Игорь, не раздумывая, прыгнул из лодки на трубу пульпопровода и по ней побежал к тому месту, где только что стоял Буравлев. Навстречу Банкенову выбежал Аннамамед Курбапмурадов, по-кошачьи быстро взобравшийся на палубу земснаряда. Он тоже видел, как Буравлев, потеряв равновесие, упал в зеленую полынью. Прошло, наверное, секунд тридцать тревожного ожидания, пока из воды вместе с пузырьками не появилась голова Буравлева.

— Живой, живой! — вне себя от радости кричал Аннамамед и вместе с Игорем, схватив Буравлева за мокрый ватник, вытащили его на борт земснаряда.

Стоявший на вахте машинист позвонил наверх, в вагончик, коротко известив бригадира о происшествии.

Вскоре на земснаряд прибыл Журин. Заглянув в кабину, он спросил:

— Ну, как товарищ… морж? Сильно ушибся?

Буравлева лихорадило. Ему было не до шуток.

И все же после слов Журина на его по-детски круглом лице появилось что-то похожее на улыбку.

— Нии-чево, Николай, Семенович, н-не очень, едва разжимая посиневшие губы и удивляясь тому, как трудно стало говорить, ответил Буравлев. Убедившись, что здоровью машиниста ничто не угрожает, бригадир успокоился.

Достав из ватника пол-литровую бутылку, Николай Семенович наполнил стакан и протянул его Андрею:

— Вот тебе «из резерва главного командования». Выпей и больше за борт не падай.

— Можно подд-думать, что сам ни-ког-да не падал, — принимая стакан, обиделся Буравлев.

— Падал, падал, в все остальные тоже, — подтвердил Журин.

— Стало быть, и ты морж?

— Стало быть, и я морж! — ответил бригадир, в всем стало весело.

А в это время из черной трубы, лежавшей на березовых козлах вдоль плотины, желтыми лисьими хвостами хлестала пульпа и растекалась по карте намыва. Бригада работала как всегда ритмично. И вряд ли кто-нибудь, глядя на желтые потоки пульпы, догадывался о суровой схватке строителей с силами природы, продолжавшейся полтора морозных месяца.

После невзгод суровой зимы, перенесенных вместе со всем экипажем, Игорь Байкенов себя «чужаком» уже не считал. Ой стал равноправным членом, небольшой, дружной семьи, и многое нравилось ему в ее кочевом быту. Нравилось, когда раз или два в неделю приезжала автолавка. Нравилось не спеша разглядывать ее содержимое, закупать продукты и прятать их в холодильники, нравилось кашеварить и с наслаждением есть обед, сваренный в большом котле. Рабочий по карте, он часто бывал на земснаряде и с жадностью выпытывал у машинистов все, что касалось их профессии, жизни. Особенно тянулся к Анатолию Короткову, молодому русоволосому парню.