Боясь за сына, мать выслала ему в Батуми двести рублей на обратную дорогу. Как приятно было прочесть приписку сына на вернувшемся обратно переводе: «Возвращаю за ненадобностью»! А ведь ему там нелегко пришлось! Кирилл вернулся худой, с волчьим аппетитом и множеством увлекательных рассказов. Застряв без денег в Батуми, друзья грузили ящики и мешки в торговом порту, носили чемоданы курортникам, пока не заработали на обратный проезд. И все же часть пути они ехали по одному билету, по очереди прячась на багажной полке от контролеров.

Антонина Ивановна ахала и ужасалась, слушая сына, а Варя успокаивала мать: если уж Кириллу суждено стать писателем, все это ему впоследствии пригодится. А пока что новоявленный «Джек Лондон», не взявший за лето ни одной книги в руки, провалился на экзаменах на филфак МГУ. Чтобы не болтаться год без дела, он нанялся штукатуром на стройку школы в своем районе.

— Никогда не думал, мама, что физический труд так тяжел, — сознался Кирилл как-то, придя с работы. — Следующее лето не буду валять дурака.

Но осенью его призвали в армию.

Первые месяцы воинской службы Кирилл тосковал по матери, по дому, по Москве. Ему все казалось, что старшина-сверхсрочник, грудь которого была увешана медалями, особенно придирчив к нему, столичному жителю. Сблизили их походы и учения, тридцатикилометровые пешие марши и маневры, где применялась такая техника, какую он и во сне не видывал.

Вернулся Кирилл каким-то другим, это все заметили: он возмужал, стал увереннее в себе, окреп физически. Поначалу он часами рассказывал о своей воинской службе, умолкая каждый раз, когда дело доходило до нового оружия. Кстати и некстати вспоминал присловья своего геройского старшины: теперь, на расстоянии, он испытывал нечто вроде нежности к нему. А главное, что вынес Кирилл из армии, — это жадное желание учиться, наверстать упущенное.

Без особого труда он выдержал экзамен на второй курс строительного техникума. На филфак Кирилла больше не тянуло: если ему суждено стать поэтом — он станет им и так. А преподавать литературу — не его удел. Вот когда нашла применение его склонность к технике, изобретательская жилка!

В техникуме у него появился новый друг, прочно занявший Лешкино место, — молчаливый, увлекающийся шахматами, начитанный Юра Власов. По вечерам они что-то вдвоем чертили и конструировали, переписывались с разными учреждениями. Кирилл пребывал все время в ожидании каких-то больших перемен в жизни. За проект оригинального аттракциона на конкурсе Центрального парка культуры и отдыха они получили поощрительную премию. Что ж, и у Антонины Ивановны в рабочей шкатулке хранятся грамоты и благодарности, полученные в свое время на фабрике.

— Но запомни, сынок: деньги — я имею в виду верные, трудовые деньги — придут, когда ты будешь при настоящем деле, — наставляла она. — Пока же тебе надо учиться.

В техникуме неожиданно расцвела пышным цветом литературная деятельность Кирилла: ни одна стенгазета, ни один вечер самодеятельности не обходились без него. Товарищи Кирилла, приходившие к нему домой, вслух называли его поэтом. А Антонина Ивановна, проводя свою «линию», твердила одно: если человек талантлив, его работа получает признание, его печатают, передают по радио. Однажды Кирилл, лукаво посматривая на часы, стал спрашивать мать, чьи стихи, к примеру, ей бы хотелось вот сейчас, в эту минуту, услышать по радио. Хитрец так ловко вел разговор, что она не могла не сказать:

— Твои, сынок!..

Он еще раз взглянул на часы и объявил торжественно:

— Исполняю твое желание, мама!

И в ту же минуту диктор объявил, что у микрофона выступит находящийся в студии начинающий поэт, студент строительного техникума Кирилл Малышев. Мать не могла понять, как это он находится в студии, если он стоит рядом, улыбающийся и счастливый (она еще не знала, что большинство передач записывают на пленку). Но она ясно расслышала фамилию «Малышев», сразу узнала знакомый, чуть хрипловатый голос сына.