Непростая история - Константин Лапин (1961)

— Это хлев? — Художник выключил пылесос. — Можно подумать, что ты, Катерина, никогда не была на Сельскохозяйственной выставке. Там, голубушка, хлев кафелем выложен. А у меня что? Простая фанера... На тахту, дорогие гости, можете садиться без опаски, я уже обеспылил ее.

Тахта была всего-навсего матрацем, поставленным на четыре кирпича, зато ковер, покрывавший ее, был настоящий, его Гриша привез из командировки в Бухару. На полу были свалены грудой книги, сверху лежали те, которые иллюстрировал хозяин. На гвозде висели рапиры для фехтования, сетчатые маски были нахлобучены одна на другую. И всюду картины, эскизы, наброски. У окошка высилось полотно в полтора человеческих роста, закрытое простыней.

— Это новая вещь, — объяснил Кирилл Лере, как экскурсовод. — Гриша ее еще никому не показывал.

К ним подошел художник.

— А может быть, вас, Лера, музыка интересует? У меня найдется кое-что. От Пятой симфонии Чайковского до Вертинского.

— Спасибо, потом... Я еще не все разглядела...

— Тогда потопали в магазин, поэт!

Присматриваясь к картинам, Лера заметила, что один мотив, Пушкинская площадь, повторяется во многих вариациях.

— А зачем Гриша столько рисует один вид?

Катя, готовившая салат, подняла голову.

— Он вообще псих, я ему давно это говорю. Так хорошо нарисовал эту площадь, а все чего-то недоволен: не то да не так! Одно министерство заказало ему написать новый высотный дом, все наши надежды на этот заказ.

— Это? — Лера кивнула на большую раму у окна.

— Что вы, там я... — Катя зарделась от гордости. — Четвертый месяц позирую...

Вернулись мужчины со свертками в руках.

— Пельмени... Сосиски... Ветчина... — объявлял Гриша, разворачивая пакеты. — Довольны, Лера?

— Я буду довольна, когда вы вот это развернете! — И она кивнула на раму, покрытую простыней.

— Сие от меня не зависит. — Он показал на хлопочущую Катю, как бы заново представляя ее. — Хозяйка холста.

— О, женщины всегда сговорятся!.. Помочь вам, Катенька?

— Нет, нет, я сама...

Но когда нарезать хлеб предложил Кирилл, Катя тут же согласилась: он был свой человек в доме.

— А я тут без вас, Гриша, выясняла, почему вы без конца изображаете Пушкинскую площадь...

— Выяснили?

— Не до конца.

Художник показал на противоположную стену:

— Что вы видите перед собой, Лера?

— Стену. С видами Пушкинской площади.

— Вот-вот, вы уловили мою мысль... Из окошка моей квартиры видно «только улицы немножко». Вот я и пробил в стенах десяток дополнительных окон своими этюдами. Пусть мои дорогие гости любуются чудо-площадью во всех ее превращениях. Я могу часами наслаждаться ею, для меня она нечто живое и близкое, почти как человек, друг... — Увлекшись, он поделился с девушкой замыслом своей новой работы — «Поэты». — Московский рассвет, который «лучища выкалил»... Пушкинская площадь... В сквере, перед памятником, живой поэт... Ему не спится, он пришел перекинуться словечком со своим бронзовым собратом...

Рассказывал Гриша вдохновенно, он будто даже подрос на ее глазах и похорошел, несомненно. Лера слушала с восторгом.

— Очень интересно! — восклицала она. — Успех обеспечен.

— Только, чур, никому ни полслова! — насторожился он. — Особливо художникам. Это такой народ!..

— У меня, кроме вас, нет знакомых художников. Если считать, что я вас знаю... Гриша, а меня вы когда-нибудь нарисуете?

— Это еще надо заслужить, девушка! — Склонив голову, он смотрел на нее, словно оценивая. — Эх, если б я мог лица писать так свободно, как здания!..

Вошедшая с блюдом салата Катя слышала последнюю фразу.

— Что, что? А когда я сказала тебе то же самое, даже в более деликатной форме, ты как меня назвал?

— Не будем выяснять при гостях наши отношения! — объявил Гриша, подходя к столу. — Прошу всех садиться!