В память о тебе - Дафна Калотай (2011)

— Видела бы ты все это! — рассказывала она Нине. — Тюремщики открывают посылки и вытаскивают оттуда все. Берут каждую вещь в отдельности и осматривают ее на свету, словно это какая-нибудь редкость. Один даже попробовал мой лук на вкус, как будто я торгую на рынке, а он покупатель. — Вера невесело засмеялась. — Я засунула письмо в носок, но его нашли и начали на меня орать: «Что вы себе позволяете?!» Крик привлек внимание всех. Я сказала, что сделала это всего лишь для того, чтобы письмо не затерялось. Тогда та баба, что его нашла, заявила: «Мы должны его прочесть. А вдруг в нем содержится запрещенная информация». Нина, я очень волнуюсь за Герша. Что они там с ним делают?

— А что было в письме?

— Я написала, что люблю его и что мы будем добиваться его освобождения. Есть же люди, способные ему помочь.

Вера не смотрела подруге в глаза, и Нина усомнилась в искренности ее оптимизма.

Григорий договорился встретиться с Дрю завтра после работы в своем кабинете. Так, решил он, ей будет спокойнее: и от начальства подальше, и присутствие коллег гарантирует, что Григорий будет вести себя в рамках деловой этики и снова не поставит и ее, и себя в щекотливое положение. На пять часов назначено собрание секции азиатских языков, и кафедра будет просто кишеть преподавателями.

Тревога не оставляла его. Слишком уж многое нафантазировал он после звонка Дрю. Стоило ли воспринимать ее личную просьбу как своеобразную оливковую ветвь, символизирующую то, что она не собирается подавать на него в суд за сексуальные домогательства? А вдруг это изощренная ловушка? Вдруг Дрю хочет, чтобы он почувствовал себя полным идиотом за тот всплеск эмоций? Нет, вряд ли. В таком случае между ними и в самом деле что-то возникает…

Словно приветствуя приход весны, Дрю пришла в нарядном светло-желтом плаще.

Прямо с порога, не дав Григорию даже поблагодарить ее за приход, Дрю выпалила:

— Я сравнила письмо и стихотворение и, кажется, понимаю, о чем вы говорили прошлый раз. Описания леса и янтаря…

— Идентичны.

— Ну… Очень похожи. Та же самая образность.

— Хорошо. Я вот подумал… Надеюсь, это прольет свет.

Григорий достал фотографии. Можно было, конечно, показать ей свидетельство о рождении, но оно хранилось в сейфе. Еще ему хотелось рассказать Дрю о своих родителях, о виниловой сумочке, принадлежавшей его биологической матери, но он никак не мог на это решиться.

— Можно взглянуть на фотографии?

Григория охватила паника. Показать эти снимки Дрю означало в определенном смысле сделать гадость Нине Ревской, причем сделать исподтишка. Это подлость.

«Нет, не подлость, — решил он. — Поскольку она отрицает, что содержимое сумочки когда-то принадлежало ей, фотографии являются всего лишь реликвиями».

Дрю осторожно держала снимки тонкими ухоженными пальцами. Обе фотографии были немного помяты, согнуты по уголкам, но не потеряли четкости изображения. На первой две пары сидели на диване. Лица — счастливые, довольные.

— Это ведь Нина Ревская? — спросила Дрю. — Какая элегантная женщина! Она не особо изменилась. Ее лицо постарело, конечно, и… посуровело. А это ее муж?

— Да. Это Виктор Ельсин.

Мужчина выглядел человеком сильным духом, смелым и веселым. Он сидел в углу дивана, небрежно зажав в пальцах сигарету. Рядом с ним — Нина Ревская. По сравнению с мужем она смотрелась слишком уж по-светски: плечи расправлены, шея выпрямлена, в улыбке — легкое лукавство.

На другом конце дивана сидел мужчина, которого Григорий благодаря счастливой случайности смог идентифицировать как Аарона Герштейна. Небольшая косоглазость помогла в этом.

— А это его друг, выдающийся композитор.