Жена-22 - Мелани Гидеон (2013)

– Ты очень вовремя, Элис, ты как раз нас рассудишь, – улыбается мне Банни, когда я вхожу в комнату.

Банни так уютно устроилась в раскладном кресле, что ка жется, она сидела в нем всю жизнь. Ее перевязанная босая нога с выкрашенными в веселый мандариновый цвет ногтями покоится на подушке. Даже раненая, она может служить моделью для плаката, рекламирующего красивое старение. Сейчас ей уже, должно быть, за шестьдесят, но она как никогда хороша.

– Банни, мне ужасно жаль, что так получилось с твоей ногой.

– Ерунда, – говорит Банни. – Мы с Джампо уже практически подружились, правда, Джампо?

Джампо свернулся клубком на коврике в углу. Услышав свое имя, он поднимает голову.

– Плохой, гадкий пес, – упрекаю я его.

Он негромко рычит и снова укладывает голову на сложенные лапы.

Джек встает – он такой долговязый и веснушчатый. Он похож на полосатого кота – персикового со сливками, как Кэролайн. Джек всегда ко мне очень хорошо относился, несмотря на то что я никогда не была с ним так близка, как с Банни. Он почти прописался в Блю-Хилл, когда ставили мою пьесу – он любил называть себя “на-все руки-Джеком” для личного пользования Банни.

– Садись на мое место, Элис, – говорит он.

– Здесь, рядом со мной, – говорит Уильям, хлопая по дивану.

Я не могу заставить себя на него взглянуть.

– Все нормально. Я посижу на полу.

Джек поднимает брови.

– Нет, я действительно обожаю сидеть на полу.

– Это правда, – подтверждает Уильям. – Очень часто Элис сидит на полу, даже если все кресла свободны.

– Мне тоже нравилось сидеть на полу. Пока мои суставы не стали возражать, – говорит Джек.

– Ты сегодня принимал свой кардиоаспирин? – вспоминает Банни.

– Аспирин не имеет отношения к суставам, – говорит Джек.

– Да, любовь моя, но он имеет отношение к сердцу, – говорит Банни.

Я уже забыла, что Банни называет Джека “любовь моя”. Это нежное обращение всегда казалось мне ужасно романтичным. После того как эпопея с “Барменшей” завершилась, я вернулась домой в Бостон и попробовала называть Уильяма “любовь моя”, но это казалось слишком претенциозным. “Любовь моя” – это надо заработать или с этим родиться. Я бросаю взгляд на Уильяма, он весело улыбается в ответ, и я чувствую, что меня начинает мутить.

– Несколько месяцев назад у Джека были проблемы с сердцем, – поясняет Банни.

– Ничего себе! Что-то серьезное? – спрашиваю я.

– Да нет, – говорит Джек. – Банни напрасно поднимает такой шум.

– Это называется “Банни заботится о тебе”, – говорит Банни.

– Пока что ее забота проявилась в том, что она убрала с моего айпода Рианну и заменила ее на Верди.

– Ты слушаешь Рианну? – изумляюсь я.

– Он так громко включал свою музыку, – говорит Банни. – Глухота и больное сердце – это для меня уже чересчур.

– Как тебе не стыдно, – говорит Джек. – Небольшая глухота – не самая плохая вещь для брака. – Он подмигивает мне.

– Элис, – восклицает Банни. – Вы только посмотрите на нее! Ты прямо цветешь! Сорок лет – чудесный возраст. Пока ты еще там не села, подойди ко мне и давай поздороваемся как следует.

Я пересекаю комнату, присаживаюсь на край кресла и утопаю в ее объятиях. От нее пахнет точно так, как раньше – фрезией и магнолией.

– Все хорошо? – шепчет она.

– Просто жизнь, – бормочу я в ответ.

– А-а, жизнь. Поговорим позже, угу? – тихонько говорит она мне на ухо.

Кивнув, я еще раз ее обнимаю и устраиваюсь на полу возле ее кресла.

– Так что у вас за спор? – спрашиваю я.

– Кристиан Аманпур или Дайан Сойер [66] ? – спрашивает Банни.

– Ну, они обе мне нравятся, – говорю я, – но если нужно выбирать, то Кристиан.

– Мы спорили не о том, кто из них лучший журналист, – говорит Уильям, – а кто привлекательнее.