Жена-22 - Мелани Гидеон (2013)

64. Первые три месяца, пока я была беременна Зои, я чувствовала себя прескверно, но довольно успешно это скрывала. Из-за утренней рвоты я потеряла пять фунтов, поэтому никто в театре не замечал, что я беременна – конечно, за исключением Банни: ей стоило всего раз просканировать меня взглядом, как она тут же разгадала мой секрет. Прежде мы встречались с ней лишь однажды, в Бостоне, когда она вышла на меня, чтобы сообщить невероятную новость: “Барменша” выиграла конкурс. Первым делом она сказала, что, хоть моя рукопись и победила, над ней еще нужно работать. Она спросила, готова ли я кое-что переписать. Я сказала: да, конечно, полагая, что речь идет о какой-то незначительной правке.

Сентябрьским полднем я приехала в Блю-Хилл. Последние несколько недель были не из легких. Уильям не хотел, чтобы я ехала – ни в коем случае, раз мне так плохо. Мы поругались во время завтрака, и я выбежала вон, обвинив его в попытке саботировать мою карьеру. Во время поездки я ужасно себя чувствовала, но теперь, стоя в дверях и глядя сверху вниз на сцену, ощутила приятное головокружение. Вот оно, наконец-то. Сейчас начнется моя жизнь настоящего драматурга. В Блю-Хилл пахло в точности так, как должно пахнуть в театре: нотки пыли и бумаги поверх аромата попкорна и дешевого вина. Прижав к груди рукопись, я пошла по проходу навстречу Банни.

– Элис! Да ты беременна, – сказала она. – Поздравляю! Есть хочешь? – Она протянула мне коробку с шоколадными мини-кексами “Литтл Дебби”.

– Как ты узнала? У меня всего двенадцать недель. Еще ничего не заметно.

– Твой нос. Он опух.

– Да? – спросила я, ощупывая нос.

– Не сильно. Самую капельку. Случается почти со всеми, но многие не замечают, потому что мембраны набухают в течение беременности, но не все одновременно.

– Вот что, я буду очень признательна, если ты никому не…

Приторно-сладкий запах из открытой коробки с кексами достиг моих ноздрей, и я поспешила зажать рот.

– В холл, а потом направо, – деловито проинструктировала меня Банни, и я понеслась в туалет.

Те недели репетиций были очень напряженными. День за днем я сидела рядом с Банни в полутемном театре, выслушивая ее наставления. Вначале большая часть ее предложений сводилась к тому, что я должна избегать клише. “Я просто этому не верю, Элис, – часто говорила она о какой-то сцене. – В реальной жизни люди так не говорят”. Когда начались репетиции, она стала жестче и настойчивее, потому что для нее было очевидно, что что-то все равно не так. Она заставляла меня искать нюансы и оттенки, которых, по ее мнению, недоставало героям. Но я не соглашалась. Мне казалось, что я уже достигла нужной глубины – Банни просто ее еще не видит.

За неделю до премьеры уволился ведущий актер. Первая репетиция в костюмах обернулась катастрофой. Вторая была лишь немногим лучше и, наконец, едва ли не в последний момент я вдруг увидела “Барменшу” глазами Банни и ужаснулась. Она была права. Пьеса была карикатурной. Гладкая сверкающая поверхность, под которой не скрывалось почти ничего. Все равно что занавес без сцены.

Но было уже поздно что-либо менять. Я должна была пустить пьесу в свободное плавание. Она или поймает попутный ветер, или пойдет ко дну.

Премьера прошла хорошо. Театр был полон. Я молилась, чтобы каким-нибудь чудом в этот вечер все сошлось и, судя по энтузиазму публики, так и случилось. Уильям все время был рядом. У меня уже торчал маленький животик, который пробудил в нем инстинкт защитника; его рука постоянно лежала у меня на талии. На следующее утро вышла восторженная рецензия в “Портланд пресс геральд”. Вся труппа на радостях отправилась развлекаться на судне для ловли омаров. Некоторые напились. Других (меня) тошнило. Никто из нас не подозревал, что это был единственный светлый момент в жизни “Барменши”, но разве кто-нибудь когда-нибудь думает, что волшебство может закончиться, когда оно только начинается?