Анатомия любви - Скотт Спенсер (2014)

Я силился что-нибудь сказать, но слова не приходили. Я подумал, может, предложить ей помассировать виски и шею, но подобный жест был бы явно не в моем стиле. А затем я совершил глупейшую ошибку, подумав о том, что у нее менструация, и представив, как дюймовый конец веревочки от «Тампакса» путается в волосах на лобке. А в следующее мгновение пришло воспоминание, как я берусь за эту веревочку, наматываю на палец, как будто собираясь запустить йо-йо, и вытягиваю из нее пропитанный кровью хлопчатобумажный тампон. Эта мысль, при всей своей нарочитости и детальности, была совершенно некстати: ее хватило, чтобы ощутить Джейд в трех измерениях, и от силы интимного переживания, пусть даже извлеченного из памяти, с его неизбежным приливом жара, я едва не извивался.

– Я хотел спросить тебя, как прошли похороны. Только не знаю как.

– Это было ужасно, просто ужасно. И еще до безумия тоскливо. Я никак не могла осознать, что в этой банке лежит папа. Кремация сама по себе кажется мне ненормальной. Но если уж устраивать ее, то устраивать правильно. На костре. Чтобы все мы видели. Ну как я могу поверить, что человек действительно умер? Сначала проклятый телефонный звонок и несколько часов в компании впавших в истерику пьяных людей, а затем я сижу на складном стуле в толпе из пятидесяти человек, слушаю органную музыку и созерцаю урну. У меня нет никаких доказательств, что это случилось. Ну, то есть все вокруг говорят мне, что он умер, но я не уверена. Эти останки могут принадлежать кому угодно. – Она пожала плечами и подцепила пальцем золотую цепочку на шее.

– Пятьдесят человек, – произнес я.

– Причем многих я вообще не знаю. Что добавляет нереальности. Слезливые друзья Ингрид. Хотя сама Ингрид мне нравится. Наверное, по той же причине, по какой нравилась папе. Она искренняя. Сексуальная. Сколько она рыдала. Мама держалась весьма отстраненно. Казалось, ей не терпится, чтобы все это закончилось. Ингрид плакала так заразительно, что многие вокруг тоже заплакали, то есть те, кто иначе не стал бы. Но мама придвинулась ко мне и сказала что-то вроде: «Надо было захватить ведро холодной воды, чтобы вылить на голову этой женщине». Она странная дама, моя бедная мать. Одинокая. Мне кажется, сейчас ей немного легче. Говорил дядя Боб, о папе, о взрослении. Честно сказать, это было очень красиво. Я не подозревала, что Боб на такое способен. Но он едва ли не запел, и со своего места я видела слезы у него на глазах. Из-за него я заплакала, но на похоронах всегда плачешь, что бы ни говорили. Я поглядела на маму, когда говорил дядя Боб. Она держала меня за руку, и я посмотрела на нее. Я видела, что ей ужасно хочется расплакаться, но будь она проклята, если позволит себе. Слезы – это для Ингрид. Наверное, так она рассудила, пусть Ингрид плачет. Как будто бы мама слишком хорошо знала папу, чтобы плакать о нем. Вот таким мошенническим способом она отстраняется практически от всего.

– Я был с Энн, когда ей сообщили, что Хью погиб. – Я был уверен, что первым делом Джейд рассказали об этом.

– Знаю. Она мне говорила. – Джейд на мгновение сощурилась.

– И тогда она плакала. Очень сильно. Если это, конечно, тебе важно.

Мы немного помолчали. Мы были чужими, каждого едва ли не пугало присутствие другого. Мы видели призраков, мы оба. Маленький гостиничный номер не самое подходящее место для столь глубоких переживаний. Я подумал, что нам стоит выйти прогуляться. Но так же, как я боялся кашлянуть, чтобы прочистить горло, я боялся что-либо предлагать.

Неожиданно раздался стук в дверь. И я осознал, что мы с Джейд все еще бесстыдно пялимся друг на друга, хотя я понятия не имел, как долго мы едим друг друга глазами.

– Наверное, вино принесли, – произнес я, вставая.

– Мне уже скоро уходить.

Я хотел покачать головой, однако сдержался.

– Приятно побыть с тобой вместе, – сказал я.

– Как ты и ожидал? – В ее голосе звучала легкая насмешка, это от смущения.