Анатомия любви - Скотт Спенсер (2014)

Она поднялась, и ее копия, заключенная внутри меня, в точности повторила это движение, вытеснив всю кровь из груди и отправив ее бурным потоком в пять самых удаленных точек моего тела. Я забыл, что держу бокал, и он выпал у меня из рук, приземлился на ножку, но затем опрокинулся.

Джейд наблюдала, как горчичного цвета ковер впитывает вино. Она кивала, как иногда кивают, вторя собственным мыслям или же пытаясь робко согласиться.

– Пожалуйста, – попросил я, стараясь навязать свою волю утекающим мгновениям, как ребенок, который приказывает камешкам упасть как можно дальше в море.

Она судорожно вздохнула, а потом сглотнула комок в горле. Она казалась такой усталой и испуганной. На лбу у нее билась жилка, уши до сих пор странно краснели.

– Ладно, – сказала Джейд, старательно выговаривая слова, словно на учебной записи для курса английского языка. – Я, наверное, позвоню на автовокзал и узнаю, когда следующий автобус.

Я ожидал, что она подойдет к телефону, но она сделала три шага, отделявшие ее от края кровати, и села рядом со мной.

Мне не хотелось касаться Джейд, смотреть на нее, делать что-либо, способное смутить тот порыв, который настолько приблизил ее ко мне. Я смотрел прямо перед собой на то место, где она сидела раньше, и чувствовал движение ее тела. Я чувствовал, как она смотрит на меня сбоку, а потом она прижалась ко мне и уперлась лбом в мое плечо.

Я страстно желал приласкать ее в ответ, но сдержался. Я знал, что своим прикосновением она выражала больше чем какое-то одно чувство. Я был тем, кого она давно знала, кого увидела в день похорон отца. Ее жест мог значить всего лишь это. Он мог значить даже еще меньше: изнеможение, тоску, опустошение духа, какое наступает, когда мы подчиняемся воле другого человека. И все-таки я был уверен, что он означает иное. Было нечто особенное и нарочитое в ее прикосновении. В ее мышцах чувствовалось странное напряжение. Она старалась не прижиматься ко мне слишком сильно. Она касалась меня и выдерживала дистанцию, как будто, тщательно все рассчитав, решала, где и с какой силой дотронуться до меня, а это означало, что она прижалась ко мне не только лбом, но и всем своим существом. Это добавляло ее жесту решительности, обдуманности и риска, отчего простое прикосновение становилось интимным, словно она коснулась моего лица или взяла мою руку и положила себе на грудь.

Я не мог обнять Джейд, не вынудив ее отодвинуться, поэтому я положил руку ей на ногу чуть выше колена. Просто положил, не сжимая и даже не обхватывая пальцами, чтобы у нее не возникло мысли, что я пытаюсь завладеть ею или хотя бы удержать.

Я дышал размеренно, стараясь не обращать внимания на хаотические взрывы догадок и восторгов в голове, но все равно весь дрожал.

Джейд подняла голову и отстранилась от меня.

– Прости, – произнес я. – Я должен был бы сообразить, что не следует до тебя дотрагиваться.

Я убрал руку, однако дрожь не прекратилась. Я встал и подошел к окну. Я чувствовал, как тяжко колотится сердце, ощущал его в глубине горла, в животе, в головке пениса, в ногах. Я облокотился о подоконник и выглянул на улицу и увидел над головой фрагмент черно-серого ночного неба. Все может закончиться здесь, подумал я, моя жизнь, вся жизнь, и это не будет иметь значения. Мысль показалась такой разумной, такой справедливой моим одичалым чувствам, что я едва не высказал ее вслух.

– У тебя не будет неприятностей из-за того, что ты здесь? – спросила Джейд.

– Нет.

– Но тебе ведь не полагается видеться с нами. Ты же на условно-досрочном освобождении. Могу поспорить, никто не знает, что ты уехал.

– Это не имеет значения. Никто не узнает. Я прогулял половину пятницы и сегодняшний день. Выходные не считаются.

Джейд скептически посмотрела на меня, однако не стала развивать мысль: она переняла у Энн уверенность, что наилучший способ защитить кого-то – не выказывать чрезмерной тревоги из-за его поступков.