Мария - Хорхе Исаакс (1980)

Когда я вошел, отец писал, сидя спиной к матери, а она устроилась подальше от лампы, в любимом своем кресле.

– Садись, – сказал отец, оторвавшись от работы и взглянув на меня поверх очков в тонкой золотой оправе.

Прошло несколько минут, он аккуратно положил на место счетную книгу, в которой делал записи, пододвинул свой стул к моему и тихо заговорил:

– Я хотел, чтобы твоя мать присутствовала при нашем разговоре, речь идет о деле очень важном, и она держится одного мнения со мной.

Он подошел к двери, приоткрыл ее, выбросил недокуренную сигару и продолжал:

– Вот уже три месяца, как ты с нами, а сеньор А., с которым ты должен поехать в Европу, может отправиться в путь только через два месяца. Подобная задержка, в сущности, не имеет значения: и потому, что нам очень приятно видеть тебя дома после шести лет разлуки, за которыми последуют еще пять, и потому, что я с удовольствием вижу, как охотно ты занимаешься науками даже здесь. Не могу, да и не должен скрывать от тебя, что, зная твой характер и. способности, я возлагаю большие надежды на блестящее завершение твоей карьеры. Тебе известно, что вскоре настанет время, когда семья будет нуждаться в твоей поддержке, особенно после того, как придет мой час.

Помолчав, он заговорил снова:

– Должен сказать, что кое-что в твоем поведении мне не нравится. Тебе нет еще и двадцати, а в этом возрасте безрассудная любовь может погубить все надежды, о которых мы с тобой говорили. Ты любишь Марию, и я, естественно, давно это заметил. К Марии я отношусь почти как к дочери и ничего не мог бы возразить, если бы твой возраст и положение позволяли думать о браке; но пока что это невозможно, да и Мария слишком молода. Однако не только эти препятствия смущают меня, есть еще одно, пожалуй, непреодолимое, и мой долг сказать тебе о нем. Мария может принести тебе, а вместе с тобой и нам страшное несчастье. Доктор Майн почти уверен, что она умрет совсем молодой от той же болезни, от которой погибла ее мать: вчера у нее был эпилептический припадок; болезнь, развиваясь с каждым новым приступом, грозит закончиться самой тяжелой формой эпилепсии – так сказал доктор. Ответь теперь, серьезно обдумав каждое свое слово, на один-единственный вопрос; ответь как человек разумный и порядочный, каким я тебя и считаю; пусть твой ответ не будет продиктован экзальтацией, чуждой твоему характеру, ведь речь идет о твоем будущем и будущем твоей семьи. Ты знаешь мнение врача, мнение, заслуживающее доверия, поскольку высказал его Майн; тебе известна судьба жены Саломона; если мы дадим согласие, готов ли ты жениться на Марии?

– Да, сеньор, – ответил я.

– Ты все выдержишь?

– Все, все!

– Надеюсь, я говорю не только с сыном, но с порядочным человеком, каким я старался воспитать тебя.

Мама закрыла лицо платком. Отец, взволнованный ее слезами, а возможно, и моей решимостью, замолчал, боясь, что голос может изменить ему.

– Ну что ж, – продолжал он, – раз ты воодушевлен столь благородным решением, то должен согласиться, что раньше, чем через пять лет, ты не можешь стать супругом Марии. Не мне говорить об этом, но, полюбив еще ребенком, она любит тебя сейчас так сильно, что повыв для нее бурные переживания вызвали, по словам Майна, первое проявление болезни; следовательно, и твоя и ее любовь нуждается в особой осторожности, и я требую, чтобы ты обещает мне на будущее; ради собственного блага и ради блага Марии, раз ты ее так любишь, выполнять советы доктора. Ты ничего не должен обещать Марии, потому что обещание жениться на ней по истечении назначенного срока невольно сделает ваши отношения более близкими, а этого и надо остерегаться. Думаю, для тебя достаточно одного довода? только так ты можешь спасти Марию, можешь уберечь нас от несчастья потерять ее.