Мария - Хорхе Исаакс (1980)

– Думай обо мне все время, – сказал я, – целуя волосы ее матери и укладывающую их руку.

– Ах, да, да, все время! – ответила она, и в ее взгляде, как всегда, соединились нежность и доброта.

Мы расстались и вошли в столовую из разных дверей.

Глава XXXIII

Стояла тихая, ясная ночь

Семь дней подряд солнце проходило над нами свой круг, и самые поздние ночные часы заставали нас за работой. В последний вечер отец, лежа на складной кровати, диктовал мне, а я писал. Часы в гостиной пробили десять; я повторил конец написанной фразы, однако отец дальше диктовать не стал. Решив, что он меня не слышал, я обернулся и увидел, что он спит глубоким сном. Мой отец был человек неутомимый, но на этот раз работа оказалась непосильной и для него. Я уменьшил свет прикрыл окна и двери и, в ожидании, пока он проснется стал прогуливаться по длинной галерее, в конце которой находился кабинет.

Стояла тихая, ясная ночь. Прозрачный темно-синий небосвод сверкал всем блеском своего летнего убранства В черных кронах сейб, которые рядами шли по обе стороны дома и замыкали патио, в ветвях апельсиновых деревьев, дремлющих поодаль, металось несметное множество летучих мышей: нет-нет да слышно было, как скрипнет ветка, вспорхнет испуганная птица или прошелестит ветер.

Белый портик перед домом, открывающий вход в патио, выделялся на фоне темной долины; его капители казалось, достигали высоты бесформенной громады дальних горных хребтов, чьи вершины озарялись молниями гремевшей над Тихим океаном грозы.

«Мария, – думал я, прислушиваясь к шепоту и дыханию спящей природы, – Мария, наверно, заснула, улыбаясь при мысли, что завтра я снова буду рядом с ней…» Но потом! Это «потом» было ужасно: потом наступит разлука.

Мне послышался топот скакавшего по долине коня. Очевидно, это был слуга, которого мы еще четыре дня назад послали в город и ожидали с нетерпением, – он должен был привезти важные письма.

– Камило? – окликнул я, едва всадник подъехал.

– Я, хозяин, – ответил он и, вознеся хвалу господу вручил мне пачку писем. Звон его шпор разбудил отца.

– Что случилось, приятель? – спросил он у слуги.

– Меня отправили еще в двенадцать, хозяин, но Наука разлилась до самого Гуаябо, и пришлось очень задержаться в дороге.

– Ладно, скажи Фелисиане, чтобы тебе дали поесть, и позаботься о коне.

Просмотрев подписи под несколькими письмами и отыскав наконец то, которого ожидал, отец сказал мне:

– Начнем с этого.

Я прочел вслух несколько строк и, дойдя до середины, невольно остановился.

Отец взял письмо, сжав губы и пожирая строчки глазами, дочитал его до конца и бросил на стол со словами:

– Этот человек убил меня! Прочти письмо. Произошло именно то, чего опасалась твоя мать.

Я взял письмо, боясь убедиться в справедливости моих предположений.

– Читай вслух, – добавил отец, прохаживаясь взад и вперед по комнате и утирая пот со лба.

– Теперь уж спасения нет, – сказал он, едва я кончил. – Такая сумма и при таких обстоятельствах!.. Я сам во всем виноват.

Я остановил его и принялся объяснять, каким способом можно, по моему мнению, сделать потерю менее чувствительной.

– Да, верно, – заметил он, несколько успокоившись. – Так и сделаем. Но кто мог это предвидеть! Наверное, я до самой смерти не разучусь доверять людям.

Это была правда: не раз уже за время его коммерческой деятельности отец получал тяжелые уроки. Однажды вечером, когда он был в городе один, без семьи, к, нему в кабинет вошел служащий, которого послал он в Чокоес обменять ценные бумаги на золото для расплаты с иностранными кредиторами. Посланец сказал ему:

– Я пришел попросить у вас денег, чтобы расплатиться за наем мула, а потом пущу себе пулю в лоб. Я играл и спустил все, что вы мне доверили.

– Все, все проиграно? – воскликнул отец.

– Да, сеньор.

– Возьмите в ящике сколько нужно, чтобы уладить дело.