Мария - Хорхе Исаакс (1980)

Жаркий день угасал, Синар сидел на берегу, охваченный глубокой печалью, которая, бывало, так трогала сердце Най в дни его рабства. Завидев возлюбленного, девушка тихо подошла к нему. На ней была короткая алая шелковая юбка, затканная серебряными звездами, длинная, скрещенная на груди лазоревая шаль, красный тюрбан, сколотый золотыми булавками, агатовые браслеты и ожерелье; в этом уборе она выглядела еще соблазнительней, чем всегда. Най присела подле Синара, но он не оторвался от своих мыслей. Наконец она сказала:

– Никогда не поверила бы, что с приближением желанного часа, когда отец отдает меня тебе в жены, ты будешь так печален. Разве отец стал меньше любить тебя? Быть может, я не так нежна с тобой или не кажусь тебе такой красивой, как в тот день, когда ты признался мне в своей любви?

Синар не сводил глаз с быстрых вод Гамбии и будто даже не слышал ее. Най молча смотрела на него сквозь слезы и наконец разразилась рыданиями. Тут Синар стремительно повернулся и, увидев ее слезы, нежно поцеловал любимую.

– Ты плачешь? – спросил он. – Так-то встречаешь ты долгожданный час счастья?

– Ах, никогда еще не был ты глух к моему голосу, никогда не случалось, чтобы мой взгляд не встретил ласкового ответа в твоих глазах. Вот почему я плачу.

– Когда же, – сказал он, – бывало, чтобы самый тихий твой зов не пробудил меня среди сна? Когда мог я не почувствовать твоего приближения, даже не видя, не ожидая тебя?

– Вот сейчас, мгновение назад. И то, что ты сам этого не заметил, Синар, лишь подтверждает твое равнодушие и мое несчастье.

– Прости, Най! Прости меня, ибо я думал о тебе.

– Что сказал тебе этот чужестранец? – спросила Най; она вытерла слезы и, играя, перебирала кораллы и зубы в ожерелье воина. – Почему ты все время уединяешься с ним, хотя столько раз говорил, что каждый час, проведенный без меня, для тебя мука. Он рассказал тебе, что женщины в его стране белее слоновой кости, а глаза их сини, как глубокие воды Тандо? Моя мать когда-то говорила мне об этом, но я забыла тебе рассказать… Ей много чего поведал о стране белых людей один чужеземец похожий на этого, к кому ты так привязался; по ее словам она тоже привязалась к тому белому. Но когда он покинул Кумаси, моя мать стала противна Магмау: она стала поклоняться другому богу, и мой отец… мой отец предал ее смерти.

Най умолкла, а Синар снова погрузился в свои невеселые мысли. Но вот, словно очнувшись от забытья, он взял за руку свою любимую и повел ее на вершину утеса – перед ними расстилалась бескрайняя пустыня и несла свои воды могучая река.

– И Гамбия и Таидо, – сказал он, – зародились в лоне гор. Знаешь ли ты, кто сотворил горы?

– Нет.

– Их сотворил бог. Видела ли ты, чтобы Тандо повернула свое течение вспять?

– Нет.

– Тандо, словно слеза, теряется в огромном океане. Рев морских волн заглушает рокот реки, как громовой ураган, ломающий исполинские деревья, точно сухой тростник, заглушил бы твой голос. Знаешь ли ты, кто сотворил море?

– Нет.

– Молния, которая, разодрав тучи, падает на вершину баобаба и обрывает его ветви, как увядшие цветы с тонкого стебелька; звезды, украшающие небо, подобно агатам и жемчугу на твоем платье; луна, на которую ты любишь смотреть, покоясь в моих объятиях; солнце, ласкающее твою кожу, отраженное в твоих глазах, солнце, перед которым огонь наших жертвенников подобен мерцанию светлячка, все это – творение единого бога. Он не хочет, чтобы я любил другую женщину, кроме тебя; он велит мне возлюбить тебя, как самого себя. Он хочет, чтобы я смеялся, если смеешься ты, плакал, если ты плачешь, чтобы в благодарность за твою любовь я защищал тебя, как собственную жизнь; а если ты умрешь, я буду плакать на твоей могиле, пока не соединюсь с тобой на небе, где ты будешь ждать меня до моего часа.