Мария - Хорхе Исаакс (1980)

– Тибурсио? Воображает он о себе слишком много. Не любит он меня нисколечко. Сначала я понять не могла, чего это он дуется каждую минуту, а потом догадалась: вбил себе в голову, будто я любезничаю с каждым встречным. Сами скажите, каково это терпеть честной Девушке? Выдумывает всякие глупости, даже вас приплел.

– И меня тоже?

– Да он сам признался!

– Что же он выдумал?

– Сказать вам, так вы не поверите: все потому, что он видел, как я радуюсь, когда вы приходите. Да разве я могу не радоваться?

– Но он понял наконец, что все это глупости?

– А скольких слез и уговоров мне стоило привести его в разум.

– Поверь, я очень жалею, что оказался виной вашей ссоры.

– Вы здесь ни при чем. Не будь вас, придрался бы к кому-нибудь другому. Я вам еще самое важное не рассказала. Тайта объезжал жеребцов для сеньорите Хустиниано, а тому надо было прийти отобрать бычков для покупки. Один раз пришел этот сеньор, а Тибурсио и застал его здесь.

– Здесь?

– Ладно, ладно, не притворяйтесь, дома, конечно. И в наказание за мои грехи застал его еще один раз.

– Как будто уже выходит два раза, Саломе.

– Хорошо бы так; он еще застал его в воскресенье днем, сеньорито зашел воды попросить.

– Значит, три раза.

– И больше ни разочка. Ведь тот хоть и приходил, а Тибурсио его не видел. Но, сдается, кто-то рассказал ему.

– И все это, по-твоему, яйца выеденного не стоит?

– И вы туда же? Ну что же мне делать! Виновата я разве, что этот белый сеньор сюда повадился? А коли это плохо, почему тайта не скажет, чтобы он больше не являлся?

– Иногда самые простые вещи не так-то легко сделать.

– То-то и оно: вот так я и сказала Тибурсио. Правда, есть одно средство все исправить, но об этом я не решилась заговорить.

– Какое? Чтобы Тибурсио поскорее женился на тебе, да?

– Если он в самом деле так меня любит… Но раз он… раз он мог поверить, что я какая-нибудь негодница…

Глаза у Саломе подернулись влагой, и, пройдя несколько шагов, она вытерла слезы.

– Не плачь, – сказал я, – уверяю тебя, он ничего такого не думает. Дело тут только в ревности. Вот увидишь, все будет хорошо.

– Не надейтесь, слишком много он о себе понимает. Ему сказал кто-то, что он сын кабальеро, вот он и задирает нос. Да ну его совсем! Можно подумать, я какая-нибудь неизвестно чья, вроде него. Теперь он пристраивается поближе к другим девушкам, а все затем, чтобы позлить меня, я уж его знаю. То-то хорошо будет, если ньор Хосе выставит его вон!

– Не будь несправедлива. Что особенного в том, что он нанялся на работу к Хосе? Значит, не зря время проводит, хуже, если бы он баклуши бил.

– Уж я-то вижу Тибурсио насквозь. Поменьше бы влюблялся…

– Так что же, если ты этому парню приглянулась, так ему, по-твоему, все подряд будут нравиться?

– Вот именно.

Я расхохотался, а она, отвернувшись, спросила:

– Ну-ну, что это вы так развеселились?

– Да разве ты не видишь, что выдумываешь о Тибурсио то же самое, точь-в-точь то же самое, что он о тебе?

– Господи помилуй! Я-то что выдумываю?

– Просто ревнуешь.

– Вот уж чего нет, того нет.

– Нет?

– А если он сам этого добивается? Никто меня не отговорит, что, согласись только ньор Хосе, этот ветрогон женился бы на Лусии, а дай ему волю, и на обеих, да только Трансито уже замужем.

– Так вот знай, Лусия еще с малых лет любит брата Браулио, и он скоро приедет. Можешь не сомневаться, мне это рассказала Трансито.

Саломе задумалась. Мы дошли до конца плантации, она присела на ствол упавшего дерева, покачивая туфелькой стебельки чудоцвета.

– Так, значит, по-вашему, он хорошо поступает? – спросила она.

– Ты позволишь рассказать Тибурсио о нашем разговоре?

– Нет, нет. Ради всего святого, не надо.

– Но я только спросил, можно ли.

– Обо всем?

– Об одних жалобах, без обидных слов.