Все девочки взрослеют - Дженнифер Вайнер (2011)

— Я спросила, будет ли она скучать по арахисовому маслу.

В паре дюймов от нас пронесся велосипедист, крикнув: «Слева!»

— Может, сводить ее к психотерапевту? Или послать в детский лагерь строгого режима в Вайоминге?

— Я считал, это лагеря для юных наркоманов.

На обочине притормозило такси. Питер открыл дверцу, я забралась на сиденье и подвинулась к окну. Муж назвал водителю адрес ресторана.

— Воровать кредитные карточки и уезжать из штата без ведома родителей — ничего себе невинное развлечение! Утром я найду ей психотерапевта. Ей надо с кем-нибудь поговорить.

Такси громыхало мимо лавок с восточными коврами, кафе и кирпичных домиков с крашеными дверьми и яркими цветочными ящиками. Когда мы пересекли Тридцать третью улицу, я заставила себя задать вопрос.

— Как по-твоему, я зря не рассказала ей о...

Я все еще не могла произнести «о ребенке».

— Суррогатной матери? Своем отце? Что он ее видел?

Нет, не зря...

Я не дала Питеру возможности закончить мысль.

— Я поступила правильно. Мой отец — ничтожество. Он не заслужил Джой.

Питер взял меня за руку.

— Мы найдем ей психотерапевта, если хочешь. Но все и само собой уладится. Она подросток. Все подростки одинаковы.

Мы миновали Брод-стрит, проехали мимо большой красной вывески Университета искусств, которая огибала здание. Питер посмотрел на часы и сжал мои ладони. Один за другим загорались фонари.

— Итак, что вас интересует?

БЕТСИ82, в миру Бетси Бартлетт, улыбалась нам с другой стороны стола, покрытого белой скатертью. Горели свечи, розовели щеки гостьи, мерцала тонкая золотая цепочка на ее шее. У Бетси были вьющиеся каштановые волосы, длиннее, чем на снимках в Интернете, высокий лоб и открытая улыбка.

Я подняла бокал сангрии, пытаясь отделаться от ощущения, что у нас свидание с этой решительной и добродушной медсестрой и суррогатной матерью. После долгих споров мы с Питером решили отвести Бетси в «Уно мае» — мой любимый ресторан. Мы обменялись фотографиями детей (я запаслась старым снимком Джой, на котором дочь улыбается), посудачили о погоде (сырой, как и положено, с грозами чуть ли не каждую ночь), президентской кампании и последнем скандале (голозадая старлетка занялась сексом в общественном месте). Затем заказали графин белой сангрии с малиной и ломтиками персиков и полдюжины закусок: жареные оливки, крошечные телячьи фрикадельки, теплый салат с конскими бобами и лимской фасолью, блестящие белые и кремовые ломтики сыра, мед и джем. Бетси попробовала всего понемножку, восклицая, что в Хоршеме такой еды не найти.

Также я попросила официанта принести лепешек. Бетси улыбнулась и наклонилась ко мне.

— Полагаю, у вас куча вопросов.

Это правда, целых три печатные страницы. Но первым делом я выпалила:

— Почему вы этим занялись?

— Хотела отблагодарить судьбу. Мне очень повезло в жизни. Здоровье, удачный брак, прекрасные дети. Денег у нас немного, свободного времени и того меньше, так что благотворительность отпадает.

— И на что это похоже? — спросила я. — Как вы себя чувствовали?

— Немного странно, — ответила Бетси. — В первый раз, с Илаем, я переживала по поводу того, что говорить людям. Конечно, мальчики мне помогли, в кавычках. — Она улыбнулась и произнесла детским фальцетом: — У мамы в животе чужой ребеночек!

В этот миг гостья была очень похожа на своего сына.

— И как, люди нормально это восприняли? — вклинился Питер.

Бетси пожала плечами.

— Ничего плохого в свой адрес не слышала.

— А потом? — продолжала я. — Вам было тяжело, когда настало время... В смысле, когда вам пришлось...

— Отдать ребенка? Думала, что будет тяжело, но ошибалась. Мне казалось, что я тетя, а не мать, если вы понимаете, о чем я. Но не няня, как иногда говорят другие суррогатные матери. Мне словно доверили ребенка на время. Срок вышел, и его забирают родители. А я остаюсь со своими детьми.