Роман женщины - Александр Дюма-сын (1994)

— Виновата, — сказала г-жа де Брион, и она протянула руку де Грижу, — виновата, я с ума схожу. Да, я люблю вас, и я должна вас любить, — прибавила она с усилием, — потому что иначе чему могут приписать мой поступок и какое имя дадут мне самой?.. Что вы говорили?..

— Де Брион не должен застать вас здесь.

— Вы правы, — отвечала бессознательно Мари, утирая слезы и стараясь успокоиться.

— Надо уезжать из Парижа, даже из Франции.

— Все равно, куда бы то ни было, хоть на край света, — я и туда донесу свои муки и свое раскаяние. Итак, я должна покинуть все: отца, комнату, в которой умерла мать и которую я хотела навсегда оставить в том же виде, как святилище воспоминаний, мужа, который проклянет меня, дочь, которая напрасно будет звать меня к себе.

— Мы увезем ее с собою.

— Что тогда ему останется?

— Несчастье не может быть вечно, и когда-нибудь вы опять соединитесь со всем тем, что до сих пор любили.

Мари склонила голову в знак сомнения. Она была задавлена страданием и не могла найти в себе ни капли воли, чтобы противостоять этому человеку, который вел ее к гибели.

— Я готова на все! — сказала она. — Приказывайте!

— Во-первых, муж ваш не должен более вас видеть.

— Потом?

— Отец ваш тоже, вы, пожалуй, откроетесь ему — и тогда мы погибли.

— Бедный папа!

— Завтра с рассветом надо бежать.

— С вами?

— Нет, с Марианной.

— Ты пойдешь ли со мною? — сказала Мари, обращаясь к старушке, к существу слишком слабому, чтобы защитить ее, которая только плакала, жалея свою госпожу.

— Мне ли оставить тебя, дитя мое, — отвечала Марианна.

— Вы должны выехать в 8 часов утра, как бы для прогулки в Булонский лес, где уже будет дожидаться вас почтовая карета. Вы сядете в нее, не говоря ни слова даже почтальону; на первой станции я присоединюсь к вам с паспортами… Через три дня мы будем в Марселе и через шесть — во Флоренции.

— Это ужасно! — проговорила Мари.

— Поклянитесь мне исполнить все это!

— Клянусь, — отвечала она едва внятно.

«Да, это послужит оправданием моего поведения! — думала она. — Что скажет свет, что подумает Эмануил, когда, обманув его для этого человека, я не дам ему такого громкого доказательства моей любви? Я там умру, быть может, но умереть здесь, среди всего, что напоминает мне мое счастье, о, на это у меня недостанет твердости. О, если б я могла умереть или забыть!»

Леон пристально смотрел на Мари; он понимал, что в ней говорило чувство.

«Она не любит меня, — подумал он, — но что за дело! Она моя теперь и, может быть, полюбит меня со временем».

В душе его по временам ослабевала даже ненависть к Юлии за то, что она сделала.

Но тщеславие ли было побудительной причиной такого снисхождения? Кто знает, не гордился ли в глубине души Леон похищением Мари так же, как и в тот день, когда овладел ею? Есть люди, в которых огласка принесенных им жертв увеличивает любовь, а общественное мнение служит им же оружием против любимой женщины.