Разбитый - Истон Эли

Лэндон: «Хочешь, я заеду за тобой завтра? Можем пойти вместе».

Я смотрел на экран. Да. Боже, да.

Брайан: «Тебе будет не сложно?»

Лэндон: «Нет. Во сколько? 7:30?»

Брайан: «Идеально. Спасибо».

Я написал ему свой адрес, и мы попрощались.

Убрав телефон, я стал играть в «Марио Карт», потому что это было бессмысленно, ярко и глупо. Что угодно, лишь бы не думать о школе.

Не помогло.

Когда я наконец заснул, мне приснилось, что я в Уолл. Только все кабинеты изменились, в связи с новыми мерами безопасности. Я бродил вокруг, пытаясь понять, где должен находиться. Коридоры были пустыми и зловещими. Слишком тихо. Поначалу я думал, что никого нет, потому что я опоздал, и все уже в классе. Но я заглядывал в один кабинет за другим, и там никого не было. Стулья были отодвинуты, и на партах лежали учебники, будто все только что вышли, будто раздалась пожарная сигнализация или…

Тогда я заметил в коридоре моргающий красный свет.

Активный стрелок. В здании был очередной стрелок, и все эвакуировались. Все, кроме меня.

Я бежал, мои ноги ослабли от ужаса, в горле зарождался крик. Коридор за коридором, поворачивая налево и направо. Все коридоры были пустыми, одни шкафчики и ещё больше перекрёстков. Я не мог найти выход. Я пытался позвонить по телефону, но путал цифры. Я не мог вспомнить ничей номер и не мог даже правильно набрать 911, нажимая не те цифры или удаляя их, настолько сильно тряслись руки. Я пытался спрятаться в шкафчике, но не влез. Пытался зайти в кабинет, чтобы спрятаться, но все двери были заперты.

— Брайан? Пора вставать, сладкий. Иначе опоздаешь в школу!

***

После душа я стоял в ванной, глядя в зеркало.

Обратно в школу.

Шов внизу на левой стороне моего живота был чудовищным. Это была длинная рана, красная и сморщенная, как порванный кусок бумаги, который неловко собрали обратно, потому что не хватало краёв. Область вокруг неё была бледно-жёлтой и фиолетовой.

Я сильно худел. Раньше я был одержим набором мышц, а теперь видел, как они уменьшаются и исчезают. Прежний я психанул бы, наглотался протеиновых коктейлей и пошёл бы в тренажёрный зал.

Новому мне было плевать.

Может быть, мне хотелось зачахнуть, сжаться, пока не стану маленьким и твёрдым, как «Шринки Динкс»*, которые мои мама однажды нашла на еВау и заставила нас с Лизой сделать их вместе с ней, с блеском в глазах от возвращения в своё детство (прим. «Шринки Динкс» — пластиковые фигурки, которые нужно нагревать в печи. При этом они уменьшаются в размерах).

В семидесятые игрушки были хреновые. Просто к слову.

Тогда я был бы неуязвимым, как кусок пластика. Брайан из «Шринки Динкс», пластмассовый мальчик.

А моё лицо? Боже, кем был этот подросток с синяками под глазами? Выражение моего лица отчасти леденило кровь. Или ошеломляло. Оно было навсегда искажено ужасом. Я натянул улыбку, глядя в зеркало. Это было ещё более жутко.

Было тяжело определить, что делало моё выражение лица именно таким. Был ли это оттенок цвета кошачьей тошноты, который приобрела моя кожа, будто несмотря на два переливания во мне не осталось достаточно крови, чтобы она достигла внешнего слоя? Или, может быть, что-то внутри меня продолжало её отбирать. Может быть, моё тело открыло какой-то резервуар глубоко внутри, чтобы сохранить кровь, чтобы она больше не закончилась. В линиях вокруг моих глаз был ужас — они принадлежали старику. И мои радужки, которые казались такими голубыми, теперь выглядели для меня тусклыми. Будто мои глаза умоляли — «Пожалуйста, боже, позволь мне проснуться от этого кошмара».

Я больше не мог на себя смотреть. Если бы посмотрел, то не смог бы стоять и чистить зубы. Не смог бы просунуть в штаны одну ногу, а затем другую. Или взять свой рюкзак. Или спуститься по лестнице.