Замуж за принца - Элизабет Блэквелл

Прошел один день, затем второй. Солдаты тянулись по дороге, ведущей с севера — сначала несколько человек верхом на лошадях, затем появились толпы грязных и голодных пехотинцев. Дориана среди них не было. Но к третьему дню я начала тревожиться, потому что так задержаться могли только раненые. Солдаты говорили о тех, кто еще не вернулся, отводя глаза и качая головами, и я начала бояться того супруга, встреча с которым меня ожидала.

Обведя взглядом медленно бредущих по дороге мужчин, я заметила в длинной процессии ковыляющих солдат и повозок с тяжелоранеными знакомую фигуру. Это был слуга Дориана Персель. Я бросилась бежать вниз по лестнице и успела перехватить Переели в тот самый момент, когда он входил в ворота замка. Много позднее я благодарила судьбу за то, что этот серьезный молодой человек стал тем, кому выпала такая трудная задача, потому что он не стал попусту тратить время, опутывая меня цветистыми речами и неискренним сочувствием. Он просто сказал мне, что мой муж погиб.

— Но как?.. — запинаясь, начала я, и слова застряли у меня в горле. — Король сказал, что видел, как Дориан покидал поле битвы, — наконец выдавила из себя я.

Персель кивнул. Казалось, его измученное лицо осунулось еще больше.

— Я видел его в нашем лагере после того, как король провозгласил победу. Он выглядел вполне здоровым. Он очень устал, но не более того. И только вечером, когда мы тронулись в обратный путь, он упомянул о том, что у него болит голова. Он сказал, что упал с лошади, но говорил об этом шутливо, как о чем-то незначительном. Однако ему становилось все хуже. Он начал спотыкаться. Когда он говорил, у него заплетался язык. У нас почти не оставалось лошадей, пригодных для верховой езды, но учитывая то, что мой господин был любимцем короля, ему выделили одну из них. Мы привязали его к седлу, и он задремал. Когда вечером мы остановились на привал, он был мертв.

Я не могла плакать. Сначала я боялась, что Дориан погиб. Потом мне сказали, что он жив. Теперь он снова умер. Где правда?

— Говорят, его положат в часовне вместе с другими аристократами, — добавил Персель, указывая на завернутые в саваны тела, которые в эту минуту заносили в двери замка. Он бесстрастно наблюдал за этой мрачной процессией. — Мне придется сообщить его отцу, если только вы не хотите это сделать сами.

Я не могла смотреть в глаза сэру Уолтуру. Не могла сообщить ему новость, в которую и сама еще не верила.

— Он должен услышать все это от тебя, — произнесла я. — Я пойду в часовню.

Я вошла в вестибюль и углубилась в путаницу коридоров. Часовня всегда была одним из моих любимых мест в замке, но сейчас мне было очень страшно. Я не хотела в нее входить. Я замерла в коридоре, остановившись на каменной плите над фамильным склепом королевской семьи. Я опустила глаза на самую последнюю надпись и, опустившись на колени, провела пальцами по имени Флоры. Меня пронзила внезапная боль тоски по ней. Не по слабой женщине, в которую она превратилась в свои последние дни, но по Флоре, которую я знала много лет назад, робкой, но доброй, сияющей силе добра в злобном мире.

Я вошла внутрь и приблизилась к группе женщин, плачущих над неподвижными окровавленными телами на полу. Большинство павших в бою солдат похоронили там, где они погибли. Лишь этих немногих доставили домой, оказав им последнюю почесть.