Украденное счастье - Тарокнахт Гонгопаддхай (2007)

— Ну что ты твердишь: Шема да Шема! А что особенного сделала Шема?

Шорола улыбнулась сквозь слезы:

— Моя родная мать не сделала бы столько, сколько Шема! Кто в целом свете мог бы сделать больше?

Не дослушав Шоролу до конца, Шема вышла из комнаты и пошла на кухню. Не любила она слушать, когда ее хвалили. Не любила шуметь, как газеты, без конца о добрых делах. Самоотверженности Шемы никто не видел, о ней никто не знал. Ни в какой газете о ней не напечатают, ни на каком собрании не скажут. Но напечатанное в газете обращается в пыль вместе с бумагой, а твои добрые дела, Шема, записаны несмываемыми буквами в той книге, которая существует вечно!

НОВЫЙ ДОМ ШОШИБХУШОНА

В новом доме Шошибхушона у Годадхорчондро отдельная комната. Маленькая, уютная. Пол покрыт ковром. Поверх — небольшие пушистые дорожки, затем еще покрывало, и сверху — большая тугая подушка. Перед этим сидением на особой подставке — две оправленные в серебро трубки. Позади, на вешалке — несколько дхоти, шарф и две куртки. Внизу — пара сандалий, с краю — бамбуковая трость; с другой стороны вешалки — сундучок мангового дерева.

Почему же сегодня Годадхорчондро все еще сидел здесь? В это время ведь он никогда не бывал дома! Обычно только когда солнце начинало заходить, Годадхор открывал глаза: сова да и только. Сегодня лицо Годадхора казалось озабоченным. Он то вскакивал, то снова садился; не мог и пяти минут провести спокойно. Время от времени он посматривал через окно на дорогу. Уж не ждал ли кого-нибудь Годадхор? Однако никто не показывался.

— Эх, пропади ты пропадом! — воскликнул, наконец, Годадхор, снял с вешалки дхоти, надел его и накинул на плечи куртку. Затем со шнурка, повязанного на шее, снял ключи, раскрыл сундук. Достал из сундука бутылку и стакан. Наполнив стакан до половины араком, добавил воды, размешал и выпил. Лицо его передернулось, он проворчал: «Рамдхон — подлец! Дает вместо вина ром!». Но это не заставило его положить бутылку обратно. Трижды он наливал в стакан, трижды подмешивал воду и с прежней гримасой выпивал содержимое. Когда увидел, что осталось немного, заткнул бутылку пробкой, посмотрел на свет и умильно прошептал:

— Еще больше чем на дешать ан ошталось.

Затем спрятал все в сундук и закрыл его на ключ. После чего, накинув на плечи куртку и взяв в руку трость, вышел из комнаты.

Из комнаты Годадхора можно было выйти только через приемную Шошибхушона. Даже кошка вельможи — благодетель. Немудрено, что в приемной Шошибхушона сидели несколько человек, которые пришли засвидетельствовать ему свое почтение.

Перекинувшись с ними несколькими словами, Годадхор вышел на улицу. Но не успел сделать и двух шагов, как встретил Ромеша, полицейского. Тот шел к Годадхору.

— Никак это Ромеш-бабу! Ну и хорошо, а я уж думал, не жабыл ли ты! — воскликнул Годадхор.

— Раз я сказал, что приду, значит — все! Мы — полицейские, у нас слово с делом не расходится!

Разговаривая, они прошли в комнату Годадхора. Тот снова раскрыл сундук, достал бутылку, налил в стакан, смешал с водой и передал Ромешу.

— Что это? — спросил Ромеш.

— Ром.

— Воды добавлял?

— Добавлял.

— Ну и пей сам! Водичка не для нас. Мы — полицейские, нам подавай что покрепче!

Годадхор выпил и этот стакан. Ромеш сам налил другой стакан до краев и выпил. Годадхор снова спрятал бутылку в сундук.

— Зачем прячешь? — спросил Ромеш.

— Иначе нельзя. Почем я знаю, кто еще придет? Лучше уж припрятать!

— Тогда я еще стаканчик выпью! — быстро нашелся Ромеш.

— Ну, а теперь поговорим о деле, — сказал Годадхор, закрывая бутылку.

— А что там! Как решили, так и будет. Мы, полицейские, много не говорим.

Годадхор, казалось, остался недоволен.

— Видишь, брат, как нешправедливо ты поштупаешь! Я вше жделал, и придумал вше тоже я. Ты пришел на готовенькое, а штолько требуешь!