Одержимость - Сьюзен Льюис (1996)

— Не хотите ли немного бренди, мистер Дэнби? — Радклиф тронул Филиппа за руку. — Я принесу вам чего-нибудь?

Филипп сидел как в воду опущенный. На его совершенно белом лице читалась страшная боль, словно ему нанесли смертельный удар, и он не понимает, почему до сих пор жив.

— Принесите же бренди! — резко бросил Кристос.

Радклиф направился к мини-бару, и Горовиц положил руку на плечо Филиппу.

— Мне очень жаль, мистер Дэнби, я действительно сожалею.

Филипп захлопал глазами, но вряд ли что-либо разобрал. Казалось, он потерялся, впал в отчаяние. Кристос взял у Радклифа бренди и влил Филиппу в рот.

— Спасибо, — прошептал Филипп. Он пытался улыбнуться, но его губы лишь скривились в гримасе отчаяния и боли.

— Может, пока не продолжать, — Кристос сжал его плечо.

Филипп покачал головой:

— Нет, лучше выслушать все. В конце концов, может, вкралась какая-то ошибка. Я же присутствовал при рождении Аннализы, видел, как она входила в мир. — И только когда Филипп и Кристос встретились взглядами, до каждого дошло, что Октавия…

— Не может же она, — глаза Филиппа в ужасе округлились. Он повернулся к Горовицу. — Вот где собака зарыта: моя жена всегда знала о связи Аннализы и Люка. Она бы не позволила… Боже мой! Она бы не позволила ей начаться, если Люк отец Аннализы.

— Сомневаюсь, мистер Дэнби, — мрачно заключил Горовиц, — именно этого ей и хотелось.

Кристос ошеломленно уставился на него.

— То есть собственная мать Аннализы позволяла ей находиться в любовной связи с Фитцпатриком, зная, что она его дочь?

— Да, мистер Беннати.

Кристос снова повернулся к Филиппу, тот, сгорбившись, обхватил голову руками.

— На какой же женщине вы женаты? — в ужасе пробормотал Кристос. — Что это за мать?

Филипп не отвечал, но ответа и не ждали. То, что проделала Октавия, словами определить невозможно.

— А Аннализа об этом знает? — спросил Кристос Горовица.

— Не знаю, — ответил он.

— Думаю, она знает, — перебил Филипп, и они увидели, как сквозь пальцы Дэнби текут слезы. — Так вот в чем причина самоубийства, — продолжал он, — вот почему она была такой с матерью и Люком.

— О Боже! — пробормотал Кристос.

— Я думаю, — сказал Филипп, — поднимая голову и пристально глядя на Горовица, — вам лучше начать с самого начала.

— Да, конечно, — согласился тот.

Усевшись на стул, он посмотрел на Радклифа и Кристоса, как бы призывая их к вниманию. Радклиф сел, Кристос закрыл окно, чтобы не мешал уличный шум.

— Я знаю Люка Фитцпатрика несколько лет, — начал Горовиц, когда Кристос повернулся и привалился к оконной раме. — Его сестра Сиобан Фитцпатрик в моей клинике.

— Сиобан? — повторил Филипп.

— Вы слышали о ней? — с явным удивлением спросил Горовиц.

Филипп кивнул:

— Он как-то невнятно упоминал о ней, и мы никогда не могли понять, кто она, и не знали, что у него есть сестра.

— Мало кто знает, — подтвердил Горовиц. — Она у нас с 1985 года, тогда Фитцпатрик впервые привез ее в Англию. До этого она находилась в частной клинике в Ирландии. Фитцпатрик о ней молчал. Он не хотел, чтобы кто-нибудь узнал.

— Узнал о чем? — спросил Кристос.

Горовиц взглянул на Радклифа.

— Сиобан Фитцпатрик, — повернулся он к Филиппу и Кристосу, — по сути мертва уже двадцать лет.

Кристос и Филипп уставились на него.

— Она не смогла выдержать той жизни. Видите ли, оба — и она, и Люк… — Он глубоко вздохнул, — Сиобан и Люк оказались жертвами наихудшего варианта насилия над детьми из всех известных мне случаев.

Кристос с Филиппом оцепенели от ужаса. Никто из них не предполагал ничего подобного.

— Что с ними произошло в детстве, смог объяснить только Люк, — продолжал Горовиц. — Сиобан больше не говорит. Их отец, главный виновник происшедшего, отсидел в тюрьме за свое преступление и вышел в 1985 году, как раз когда Люк привез Сиобан. Он умер в том же году.