Ожерелье королевы - Александр Дюма (2014)

– Господин Бемер, как всякий немец, любит море и любит прогуливаться по палубе. В один прекрасный день, когда будет бортовая качка, он свесится за борт и упадет в море. Предполагается, что футляр упадет вместе с ним. Почему бы морю не укрыть бриллиантов на полтора миллиона ливров, коль уж оно укрывает вест-индские талионы[76].

– Вот теперь мне понятно, – признал Португалец.

– Приятно слышать, – буркнул Босир.

– Вот только за кражу бриллиантов, – продолжал дон Мануэл, – грозит Бастилия, а за принуждение господина ювелира полюбоваться морем – верная петля.

– Ежели украсть камни, можно попасться, – не согласился лакей, – а вот ежели утопить ювелира, ни у кого и тени подозрения не возникнет.

– Ладно, мы еще обсудим, как будем действовать, – заметил Босир. – А теперь вернемся к нашим ролям. Будем вести посольство, словно здесь истинные португальцы, и пусть о нас скажут: «Даже если они не были настоящими послами, то, во всяком случае, старались ими казаться». Это всегда приятно. Подождем три дня.

8. Дом газетчика

События, описанные в этой главе, произошли на следующий день, после того как португальцы договорились с г-ном Бемером, и три дня спустя после бала в Опере, на котором, как мы видели, присутствовали несколько главных героев нашего повествования.

На улице Монторгейль, в глубине двора, огражденного решеткой, находился небольшой длинный и узкий дом, защищенный от уличного шума ставнями, при взгляде на которые вспоминалась провинциальная жизнь.

В глубине двора на первом этаже, куда добраться можно было, лишь перейдя вброд несколько зловонных луж, имелось нечто вроде лавки, полуоткрытой для тех, кто сумел преодолеть решетку и пространство двора.

То был дом довольно известного журналиста, газетчика, как их тогда называли. Редактор жил на втором этаже. Первый этаж служил для хранения выпусков газет, сложенных по номерам. Два других этажа принадлежали безобидным людям, платившим достаточно дешево за неудобство по многу раз в год быть свидетелями шумных скандалов, какие устраивали газетчику агенты полиции, оскорбленные частные лица или актеры, к которым относились как к илотам[77].

В такие дни обитатели «дома с решеткой» – под таким названием он шел в квартале – закрывали окна со стороны фасада, чтобы лучше слышать стенания газетчика, который обычно спасался от преследований на улицу Старых Августинцев через выход, находившийся на одном уровне с его комнатой.

Потайная дверь открывалась, закрывалась, шум прекращался, преследуемый исчезал, а нападающий оказывался лицом к лицу с четырьмя фузилерами из французской гвардии, за которыми старая служанка газетчика бегала на гауптвахту на рынок.

Нередко случалось, что нападающий, не найдя на ком выместить злость, срывал ее на кипах сложенной на первом этаже бумаги, раздирая, топча или сжигая, если, по несчастью, поблизости оказывался огонь, некоторое количество ненавистных газет.

Но что такое клок газеты для мстителя, жаждущего клока кожи газетчика? Если не считать этих скандалов, спокойствие «дома с решеткой» вошло в поговорку.

Выйдя из дому утром, г-н Рето обходил набережные, площади, бульвары. Находил смешных или порочных типов, описывал их, делал живой словесный портрет и помещал в очередной номер своей газеты.

Газета выходила еженедельно.

Это значит, что в течение четырех дней сьер Рето охотился за материалом для статей, следующие три дня печатал их, а день выхода номера проводил в праздности.

В день, о котором мы рассказываем, то есть через трое суток после бала в Опере, где м-ль Олива так веселилась вместе с голубым домино, как раз вышел очередной номер газеты.

Г-н Рето проснулся в восемь утра и получил от старухи служанки свежий номер, еще влажный и пахнущий краской.

Он принялся читать его с тем же поспешным рвением, с каким любящий отец начинает перечислять достоинства и недостатки любимого сына.