Ожерелье королевы - Александр Дюма (2014)

– Не знаю, как вам, господин де Шарни, но мне кажется, тут удобное место, – сказал Филипп.

– Великолепное, сударь, – одобрил Шарни, снимая кафтан.

Филипп тоже снял кафтан, бросил на землю шляпу и обнажил шпагу.

– Господин де Таверне, – обратился к нему Шарни, чья шпага еще была в ножнах, – будь на вашем месте кто-нибудь другой, я сказал бы ему: «Шевалье, произнесите одно лишь слово, даже не извинение, просто дружелюбное слово, и мы снова станем друзьями…» Но с вами, с храбрецом, вернувшимся из Америки, страны, где так хорошо умеют сражаться, я не могу.

– А я, – ответил Филипп, – любому другому сказал бы: «Сударь, вероятно, по отношению к вам я выглядел неправым» – но. вам, отважному моряку, который совсем недавно вызвал восхищение двора своим подвигом, я могу лишь сказать: «Граф, окажите мне честь, защищайтесь».

Граф де Шарни поклонился и извлек шпагу.

– Сударь, – обратился он к Таверне, – надеюсь, ни вы, ни я не будем касаться подлинной причины ссоры.

– Я не понял вас, граф, – бросил Филипп.

– Напротив, вы меня понимаете, сударь, и прекрасно: вы ведь приехали из страны, где не умеют лгать, и потому, говоря мне, что не понимаете, покраснели.

– Защищайтесь! – повторил Филипп. Шпаги скрестились.

С первых же выпадов Филипп понял, что имеет явное преимущество над противником. Однако эта уверенность, вместо того чтобы придать ему задора, казалось, совершенно остудила его.

Сознание превосходства пробудило в Филиппе все его хладнокровие, и сражался он с совершенным спокойствием, словно находился в фехтовальном зале и в руках у него была не шпага, а рапира с пуговкой на конце.

Он лишь парировал; бой продолжался уже больше минуты, а Филипп не сделал еще ни одного выпада.

– Сударь, вы щадите меня! – возмутился Шарни. – Нельзя ли узнать, по какой причине?

Говоря это, он сделал финту и следом глубокий выпад.

Однако Филипп отбил шпагу противника не менее стремительным встречным ударом, парировал выпад.

И все-таки ответного удара он не нанес, хотя, защищаясь, отбил шпагу Шарни в сторону.

Шарни вновь сделал выпад, Филипп вновь отразил его шпагу, и графу пришлось мгновенно принять защитную позицию.

Шарни был моложе, куда более горяч; чувствуя, как кипит его кровь, он испытывал стыд при виде спокойствия противника и любой ценой хотел вывести его из себя.

– Сударь, я предложил вам ни в коем случае не касаться истинной причины дуэли.

Филипп не ответил ни слова.

– Но сейчас я вам скажу истинную причину. Вы искали ссоры со мной, ведь начали ее вы. А искали вы ссоры из ревности.

Филипп безмолвствовал.

– Так какую же игру ведете вы, господин де Таверне? – продолжал Шарни, все сильней распаляясь при виде хладнокровия Филиппа. – Вы хотите, чтобы у меня устала рука? Такой расчет был бы недостоин вас. Черт вас возьми, убейте меня, если можете, но убейте, пока я способен защищаться.

Филипп покачал головой.

– Сударь, – сказал он, – я заслужил эти упреки. Я искал ссоры с вами и в этом был не прав.

– Теперь это не имеет значения, сударь. У вас в руке шпага, так воспользуйтесь ею не только для отражения ударов, а если не хотите атаковать меня, то хотя бы защищайтесь.

– Сударь, – повторил Филипп, – я вторично имею честь сказать вам, что был не прав, и сожалею об этом.

Но кровь Шарни была слишком воспламенена, чтобы он мог оценить благородство противника; слова Филиппа показались ему обидными.

– А! – воскликнул он. – Понимаю: вы хотите проявить ко мне великодушие. Я угадал, шевалье? И рассчитываете сегодня вечером или завтра рассказать кое-кому из прекрасных дам, как вызвали меня на дуэль и подарили мне жизнь.

– Граф, – отвечал Филипп, – право, мне кажется, что вы сошли с ума.

– Вы хотите убить господина Калиостро, чтобы понравиться королеве, не так ли? И чтобы еще вернее понравиться ей, вы хотите убить и меня, выставив в смешном свете?