Ожерелье королевы - Александр Дюма (2014)

Граф Прованский с неизменной улыбкой на лице откланялся и вышел из кабинета, когда голоса женщин затихли и он мог быть уверен, что не наткнется ни на насмешливый взгляд, ни на язвительное замечание.

14. У королевы

Лишь выйдя из кабинета Людовика XVI, королева оценила всю ту опасность, которую ей удалось избежать.

Она смогла оценить всю тонкость и сдержанность импровизированного свидетельства Жанны, а равно и незаурядный такт, с каким после такого успеха та осталась в тени.

И вправду, Жанна, которой неслыханно повезло с первого разу оказаться посвященной в интимные тайны, хотя куда более ловкие царедворцы, по десятку лет охотясь за ними, так и не могут проникнуть в них, и которая, естественно, поняла, что сыграла большую роль в этот важный для королевы день, ни в малейшей степени не пыталась извлечь из этого преимуществ, а уж надменная подозрительность великих мира сего очень хорошо умеет читать подобные намерения по лицам нижестоящих.

Словом, когда Жанна попросила позволения откланяться и удалиться, королева с любезной улыбкой удержала ее, сказав:

– Поистине, счастье, графиня, что вы удержали меня, не дав нам с принцессой де Ламбаль войти к Месмеру. Какая все-таки гнусность! Меня увидели то ли в дверях, тогда в прихожей, а сочинили, будто я прошла в залу пароксизмов. Кажется, это так именуется?

– Да, ваше величество, зала пароксизмов.

– Но как же так получилось, – удивилась принцесса де Ламбаль, – что агенты господина де Крона ошиблись, хотя присутствовавшие знали, где находится королева? По мне, тут какая-то тайна. Агенты начальника полиции утверждают, что королева была в зале пароксизмов.

– Да, действительно, – задумчиво сказала королева. – Господин де Крон в этом ни в коей мере не замешан: он человек порядочный и хорошо относится ко мне. Дорогая Ламбаль, агентов могли подкупить. У меня есть враги, вы же знаете. Эти слухи должны на чем-то основываться. Графиня, расскажите нам подробности. Кроме того, этот гнусный пасквиль изобразил дело так, будто я была в полнейшем упоении, впала в экстаз и магнетическое состояние до такой степени, что совершенно забыла о женском достоинстве. Есть ли в этом хоть какая-то доля правдоподобия? Была ли там в тот день какая-нибудь женщина?

Жанна покраснела: она ведь стала обладательницей тайны, даже намек на которую мог уничтожить ее роковое влияние на судьбу королевы.

Выдав эту тайну, Жанна теряла возможность оказаться полезной и даже необходимой ее величеству. И тогда все ее будущее погибло бы. Поэтому она решила проявить осторожность.

– Да, ваше величество, – сказала она, – там действительно была одна женщина, крайне возбужденная, и она обращала на себя внимание судорогами и исступлением. Но мне кажется…

– Вам кажется, – мгновенно подхватила королева, – что то была какая-нибудь актриса или, как их именуют, девица легких нравов, а не королева Франции?

– Разумеется, ваше величество.

– Графиня, вы очень хорошо ответили королю, а теперь я хочу поговорить о вас. Скажите, как обстоят ваши дела? Когда вы рассчитываете на признание ваших прав? Принцесса, нет ли у нас кого-нибудь, кто мог бы помочь графине?

Вошла г-жа де Мизери.

– Соблаговолит ли ваше величество принять мадемуазель де Таверне? – осведомилась она.

– Разумеется! До чего же она церемонная – никогда не пренебрежет правилами этикета. Андреа! Андреа! Входите же!

– Ваше величество слишком добры ко мне, – произнесла Андреа, присев в изящном реверансе.

Она взглянула на Жанну; та сейчас же узнала вторую немецкую даму из благотворительного общества, заставила себя залиться краской и приняла притворно скромный вид.

Принцесса де Ламбаль воспользовалась приходом Андреа, чтобы вернуться в Со к герцогу де Пантьевру[97].

Андреа уселась рядом с Марией Антуанеттой, устремив спокойный, пристально-испытующий взгляд на г-жу де Ламотт.