Ожерелье королевы - Александр Дюма (2014)

– И это говорят вслух! До чего же еще договорятся? Право, это весьма меня удивляет, – воскликнул он. – С какой стати королеве покупать ожерелье тайком? Я ничуть не осудил бы ее за это приобретение. Королева – женщина, а ожерелье – прекрасная и уникальная вещица. Королева, слава Богу, в состоянии потратить полтора миллиона на украшения, коль скоро ей придет охота. Я одобрил бы ее; она совершила лишь один промах: ей не следовало скрывать от меня свое желание. Но королю не пристало вникать в такое дело: на это имеет право только супруг. Муж бранит жену, если хочет и если может, но я ни за кем не признаю права вмешиваться в их отношения или злословить на их счет.

Барон склонился, слыша столь благородные и смелые речи. Но твердость Людовика XVI была поверхностна. Едва выказав ее, он вновь начинал колебаться и беспокоиться.

– И потом, – продолжал он, – что вы толкуете о краже? Ведь вы, по-моему, упомянули о краже? Если ожерелье украдено, оно не может находиться у королевы. Это было бы нелогично.

– Гнев вашего величества произвел на меня такое действие, – отвечал барон, – что я не в силах был говорить.

– Гнев? Мой гнев? Ну, барон… Право, барон…

И добродушный король расхохотался.

– Ну да ладно, договаривайте и расскажите мне все как есть. Скажите, что королева продала ожерелье евреям. Бедняжка, она все время нуждается в деньгах, а я не всегда их ей даю.

– Именно об этом я и собирался рассказать вашему величеству. Два месяца назад королева через господина де Калонна обратилась с просьбой о пятистах тысячах ливров, а вы, ваше величество, отказались подписать приказ.

– Верно.

– Так вот, государь, говорят, будто эти деньги предназначались для выплаты первого взноса за купленное ожерелье. Не получив денег, королева отказалась платить.

– Что же дальше? – осведомился король, мало-помалу проникаясь интересом к словам посетителя, как это бывает, когда вызывающий сомнение рассказ начинает обретать правдоподобие.

– Дальше, государь, начинается история, которую я, как усердный слуга вашего величества, обязан вам рассказать.

– А, так это только начало? Что же за ним последует, силы небесные? – воскликнул король, выдав тем самым свое смущение и уступив барону преимущество в разговоре.

– Государь, говорят, будто королева обратилась за деньгами к некоему лицу.

– К кому же? Надо думать, к какому-нибудь еврею?

– Нет, государь, не к еврею.

– О Господи! Вы как-то странно говорите об этом, Бретейль. А, понимаю, я догадался: нити интриги тянутся за границу. Королева попросила денег у брата, у родни. Тут замешана Австрия.

Известно, как чувствителен был король ко всему, что шло из Вены.

– Если бы так! – отозвался г-н де Бретейль.

– Что? Да у кого же в таком случае королева попросила денег?

– Государь, я не смею…

– Вы меня поражаете, сударь, – вскинув голову, произнес король властным тоном. – Немедля объяснитесь и назовите человека, ссудившего королеву деньгами.

– Господин де Роган, ваше величество.

– И вы, не краснея, называете мне имя господина де Рогана, о котором вся Франция знает, что он разорен дотла?

– Государь… – потупившись, начал г-н де Бретейль.

– Нет, мне ваши слова не по вкусу, – перебил король, – и я приказываю вам сию минуту все мне объяснить, господин министр юстиции.

– Нет, государь, ни за что на свете, ибо ничто на свете не заставит меня проронить хотя бы слово, пятнающее честь моего короля и ее величества королевы.

Король нахмурился.

– Мы опустились весьма низко, господин де Бретейль, – сказал он. – Ваше донесение все пропахло миазмами того вертепа, откуда вы его почерпнули.

– Любая клевета проникнута ядовитыми испарениями, государь, и посему необходимо, чтобы короли очищали воздух, прибегая к самым действенным мерам, иначе этот яд достигнет трона и запятнает честь самого государя.