Ожерелье королевы - Александр Дюма (2014)

– Все так! Да, вы упорствовали в вашем неуемном желании, чтобы ожерелье досталось мне, и потому вы, по-видимому, не вернули его ювелирам, надеясь, что благоприятный случай позволит мне им завладеть. Госпоже де Ламотт известно было, что я в жизни на это не соглашусь, что я не в состоянии заплатить за ожерелье и приняла незыблемое решение не принимать его бесплатно, но она не устояла: она вступила с вами в заговор, полагая, что служит моим интересам, а теперь прячется от меня, опасаясь моего гнева. Скажите, все так и было? Я верно угадала суть этого запутанного дела, да или нет? Я упрекну вас за легкомыслие, за нарушение моего прямого приказа, вы безропотно примете мой выговор, и все будет кончено. Более того, я обещаю вам простить госпожу де Ламотт – пускай она вернется из своего добровольного изгнания. Но ради Бога, отриньте эту скрытность, сударь: я не желаю, чтобы жизнь мою омрачала ныне хоть единая тень, я этого не желаю, поймите.

Королева с такой горячностью произнесла эту тираду, вложив в свои слова столько страсти и значения, что кардинал не смел и не мог ее перебить, но, как только она умолкла, он сказал, подавив вздох:

– Ваше величество, я отвечу на все ваши предположения. Нет, я не упорствовал в мысли, что ожерелье должно принадлежать вам, поскольку был убежден, что оно у вас в руках. Нет, я не вступал с госпожой де Ламотт в заговор относительно этого ожерелья. Нет, ожерелья у меня нет, как нет его у ювелиров и как, по вашим словам, нет его и у вас.

– Быть того не может! – воскликнула королева в изумлении. – Ожерелье не у вас?

– Нет, государыня.

– Это не вы посоветовали госпоже де Ламотт на время скрыться?

– Нет, государыня.

– Не вы ее прячете?

– Нет, государыня.

– И вы не знаете, где она, что с ней?

– Не больше, чем вы, государыня.

– Но как же тогда вы объясняете все, что произошло?

– Ваше величество, я вынужден признать, что у меня нет объяснения. Более того, уже не в первый раз я жалуюсь королеве, что она меня не понимает.

– Когда это вы мне жаловались, сударь? Не помню.

– Смилуйтесь, ваше величество, и соблаговолите припомнить мои письма.

– Ваши письма? – удивилась королева. – Вы мне писали?

– Писал, ваше величество, хоть и выразил в этих письмах лишь малую часть того, что у меня на сердце.

Королева встала.

– Сдается мне, – сказала она, – что оба мы обмануты; давайте поскорее покончим с этой шуткой. О каких письмах вы толкуете? Что это за письма и что такого есть у вас на сердце или в сердце, не помню уж, как именно вы сказали?

– О Господи, ваше величество, не принуждайте меня высказывать в полный голос тайну, заключенную в моем сердце.

– Какую тайну? В своем ли вы уме, ваше высокопреосвященство?

– Государыня!

– Не юлите! Судя по вашим речам, вы словно расставляете мне ловушку и хотите запутать меня при свидетелях.

– Клянусь вам, сударыня, что не сказал ничего такого… Разве кто-нибудь слышит наш разговор?

– Нет, сударь, нет и нет, мы здесь одни, а потому объяснитесь, но только до конца, и если вы в здравом уме, докажите это.

– Ах, государыня, почему здесь нет госпожи де Ламотт? Она, наш с вами друг, помогла бы мне освежить если не ваше чувство ко мне, то хотя бы вашу память.

– Наш с вами друг? Мое чувство? Мою память? Я словно сплю и вижу сон.

– Ваше величество, прошу вас, – вспыхнул кардинал, выведенный из себя язвительным тоном королевы, – пощадите меня. Ваше право разлюбить, но не оскорбляйте меня.

– Силы небесные! – побледнев, возопила королева. – Силы небесные! Что говорит этот человек?