Ожерелье королевы - Александр Дюма (2014)

– Это мой промах, и я его исправлю, сударыня. Ее любит господин де Шарни…

Королева затрепетала и бросила на молодого человека умоляющий взгляд, словно призывая его опровергнуть слова короля. Шарни пристально взглянул на Марию Антуанетту и промолчал.

– Хорошо! – изрек король, который принял молчание как знак почтительного согласия. – А мадемуазель де Таверне, несомненно, любит господина де Шарни? Я дам мадемуазель де Таверне приданое; я подарю ей те самые пятьсот тысяч ливров, которые недавно не дал для вас господину де Калонну. Благодарите королеву, господин де Шарни, за то, что она соблаговолила рассказать мне о вашем деле и тем устроила счастье всей вашей жизни.

Шарни сделал шаг вперед и поклонился, бледный, как статуя, ожившая на миг по воле всевышнего.

– О, дело стоит того, чтобы вы еще раз преклонили колени, – заметил ему король с тем легким оттенком вульгарной насмешки, который слишком часто проскальзывал у него посреди унаследованного от предков обычного благородства.

Королева содрогнулась и, повинуясь порыву, протянула обе руки молодому человеку. Он стал перед нею на колени и запечатлел на ее прекрасных руках, холодных как лед, поцелуй, в который, казалось, вложил всю свою душу.

– Ну ладно, – сказал король, – предоставим ее величеству позаботиться о вашем деле; пойдемте, сударь, пойдемте.

И он быстро прошел вперед, так что Шарни успел обернуться на пороге и поймать горестный взгляд королевы, посылавшей ему вечное прощание.

Дверь за ними затворилась, навеки положив непреодолимый предел этой невинной любви.

25. Аббатство Сен-Дени

Королева осталась одна; она была в отчаянии. На нее обрушилось разом столько ударов, что она уже не понимала, который из них ранит ее мучительнее.

Не меньше часа она пребывала в сомнениях и смертельной усталости, но потом сказала себе, что нужно поискать выход. Опасность настала. Король, в восторге оттого, что улики опровергнуты, станет трубить об этом направо и налево. И огласка может уничтожить все плоды обмана.

Увы! Королева корила себя за этот обман, ей хотелось вернуть назад сказанное, она готова была отнять даже у Андреа призрачное счастье, от которого девушка еще, быть может, откажется!

В самом деле, тут крылась новая трудность. Имя Андреа во всем убедило короля. Но кто поручится за столь капризное, независимое, своевольное создание, как эта мадемуазель де Таверне? Можно ли рассчитывать, что эта гордая особа поступится своей свободой, своим будущим ради королевы, которую не столь давно покинула, не скрывая враждебности?

Что же будет? Андреа откажется, это вполне возможно; все нагромождение лжи рухнет. Королева прослывет заурядной интриганкой, Шарни – пошлым чичисбеем, обманщиком, и то, что прежде было клеветой, обернется неопровержимым обвинением в супружеской измене.

Мария Антуанетта чувствовала, что мысли ее путаются; она почти готова была уступить неизбежному; и вот она замерла, уткнув пылающее лицо в ладони.

Кому довериться? Кто истинная подруга королевы? Г-жа де Ламбаль? Ах, чистое, рассудительное создание! И эта холодность, эта непреклонность! К чему смущать ее девственное воображение? А все эти придворные дамы, в угодливости своей готовые льстить всем, кому сопутствует успех, пуще всего на свете боящиеся даже легкой немилости, пожалуй, даже рады будут проучить свою королеву, если ей понадобится их помощь.

Оставалось только обратиться к самой мадемуазель де Таверне. Ее сердце – чистый бриллиант: грани его легко режут стекло, но неодолимая твердость и прозрачная чистота могут спасти королеву в ее великих горестях.